Внутри царил аромат лекарств и запах Кирилла, который всегда меня успокаивал. Его приглушали антисептики от различных перевязочных материалов и стерильных ванночек, разбросанных по всему помещению. К этому запаху я привыкла. От моей матери полжизни пахло химикатами, но было неприятно обнаружить тот же приторный аромат близкой смерти вокруг Кирилла.

Николай громко присвистнул, когда вошел.

— Черт. Я знал, что все серьезно, но, похоже, он позволил Де Санктису пострелять по мишеням у себя на груди. Это не похоже на него — ставить себя в такую ситуацию. — Николай перевел взгляд на меня. — Интересно, что стало причиной такого провала? Любовь — это такая ужасная слабость.

Я подняла подбородок одновременно со средним пальцем.

Он просто рассмеялся и сел рядом с Кириллом, наклонившись, чтобы посмотреть на него.

— Он сейчас такой уязвимый. Это было бы так просто, — задумчиво произнес он.

Иван выхватил пистолет, и Николай снова рассмеялся.

— Расслабься, невеселый великан. У нас с Кириллом есть план, если ты забыл. Я нужен ему живым, чтобы он сработал, как ты хорошо помнишь. Кроме того, он мне тоже нужен.

— К сожалению. — Это прозвучало как сухой скрежет и ошеломило всех в комнате.

Мой взгляд метнулся к фигуре на кровати. Глаза Кирилла были едва открыты, а один из мониторов рядом с ним бешено пищал.

— Вау, проснулся только ради меня, да еще и без поцелуя настоящей любви, — протянул Николай.

Я не слышала ни его насмешливого бреда, ни криков Макса и Ивана, зовущих доктора Петрова. Мои глаза были прикованы к мужчине в кровати, который смотрел на меня необъяснимым взглядом.

Я приблизилась, сердце слишком громко стучало в ушах. Наверняка все это слышали? Я замешкалась рядом с ним, желая коснуться его руки, но испытывая странный страх. Все изменилось между нами в том белом коридоре на фоне его жертвы. Когда он снова встанет на ноги, все будет по-другому. Я не знала, как к этому относиться.

Кирилл смотрел на меня, почти не моргая. Казалось, он пытался увидеть меня насквозь, определить, настоящая я или нет.

— Отойдите, пожалуйста, — сказал доктор Петров, врываясь в комнату позади меня и занимая мое место у кровати. — Мне нужно взглянуть на него. А теперь, пожалуйста, оставьте нас.

Спорить с доктором было бесполезно, поэтому я вместе с остальными вышла из комнаты. Всю дорогу я смотрела на Кирилла. Его глаза не отрывались от меня ни на секунду.

Глава 18

Кирилл

8 лет назад

Школа Блэк Холл Преп располагалась на холме, с которого открывался вид на весь город. Вполне уместно, ведь здесь учились дети, у ног которых лежал весь мир. За исключением меня. Мне там было не место. Общественный автобус не ходил до холма. Ни один автобус не ходил. Дети, которые учились в Блэк Холл Преп, либо приезжали сами на шикарных кабриолетах с откидным верхом, либо их подвозили водители.

По иронии судьбы, если бы мои отец и мать все еще были вместе, я был бы одним из этих детей в пуленепробиваемых машинах. Я был бы одним из тех бездушных монстров, которые бродят по коридорам школы и высасывают жизнь из каждого, кто им перечит. Того, что я сын своего отца, было бы достаточно, чтобы держать хулиганов подальше от меня. Они бы описались, узнав, кто он. Мою настоящую фамилию произносили в этих краях так же редко, как имя Волан-де-Морта, и с таким же ужасом.

Громкий свист прервал мои мрачные мысли. К обочине подъехала машина, и открылась дверь. Мэллори выставила длинную, обутую в ботинок ногу, вылезла сама и отослала водителя прочь. Утреннее солнце освещало ее белокурые локоны и она выглядело прекрасно. В течение шести месяцев эта девушка была моей единственной причиной улыбаться. Моим единственным отвлечением. Хотя, должен признать, что со временем она стала больше, чем просто отвлечением. Намного больше. Она была моим другом, самым верным, который у меня когда-либо был. И единственным.

— Подожди, неудачник! — крикнула она, подходя ближе.

Я протянул руку и щелкнул по дужке ее солнцезащитных очков.

— Уже осень, разве ты не в курсе, принцесса?

Она пригнула голову от моего прикосновения, и завеса ее волос скользнула вперед, скрывая выражение ее лица.

— Стиль не имеет сезона, — сказала она достаточно жизнерадостно, но я изучал Молли. Я научился понимать то, что она говорила, и то, о чем умалчивала. Я узнал этот тон. Та ярость, которая уже кипела во мне с тех пор, как я вспомнил о своем отце ранее, вырвалась наружу. Мы сошли с тротуара, и я потянул ее по ухоженным пешеходным дорожкам, вьющимся по территории эксклюзивной школы. В некотором отдалении возвышалось огромное старое дерево, и я потащил ее туда. Оно было слишком далеко от дороги, и мы могли остаться там незамеченными.

Молли прислонилась к дереву и скрестила руки на груди. Вздернув подбородок, она бросила на меня вызывающий взгляд. Это была вся моя Молли. Яростное неповиновение и импульсивная смелость, а также золотое сердце. Я был абсолютно уверен, что о последнем знал только я.

— Что произошло? — спросил ее, мой тон был жестким, но не из-за злости на нее, а из-за ситуации.

— Я врезалась в дверь, — сказала она с сухим сарказмом.

Я стиснул зубы так сильно, что почувствовал, как скрипит эмаль.

— Покажи мне, — сказал я, протягивая руку за ее очками.

Она отвернулась, отказываясь.

— Зачем? Зачем тебе видеть это? — её тон был резким, скрывающим ее расстройство.

— Я хочу выступить свидетелем. Кто-то должен знать.

— Все в моем доме знают.

— Кто-то, кому не все равно, должен знать, — уточнил я.

Я снова потянулся к ее солнцезащитным очкам, и на этот раз она мне позволила. Я осторожно снял их и сложил, чтобы дать рукам занятие и не врезать в дерево рядом с нами при виде того, что предстало моему взору. Один из ее прекрасных карих глаз заплыл синяком, а высоко на скуле красовался порез.

— Что ты собираешься делать? — спросил я.

— Благодарить свои счастливые звезды за то, что большие солнцезащитные очки все еще в моде, — фыркнула она.

Я потерял контроль.

— Вот урод, — выплюнул я, разворачиваясь и впечатывая кулак в ствол дерева с необычной формой знакомого лица.

Молли даже не вздрогнула. Разумеется. Она привыкла к насилию. От этой мысли мне стало еще хуже, чем прежде.

— Прости, — тут же сказал я.

Боль, расцветающая в моей руке, успокоила мой гнев. Уравновесила меня. Я прислонил голову к стволу и закрыл глаза. Бессилие