– Так, верно, припухлости имеются, но я не думаю, что ситуация такая уж катастрофическая.

– А как бедро?

Он прижал мои колени к груди, чтобы посмотреть диапазон движения бедер.

– Одевайтесь и приходите в мой кабинет.

– Что там? – с тревогой спросила я.

– Я увидел все, что мне было нужно, – отрезал он.

Я вернулась в его кабинет и снова постаралась объяснить свою проблему.

– Послушайте, – начала я, стараясь оставаться спокойной, – у меня болит бедро. Я стараюсь держаться подальше от всех, боюсь, что они услышат шум и скрип, которые возникают у меня при ходьбе. Разве это нормально для такой молодой девчонки?

Он смотрел сквозь меня.

– Если станет еще хуже, можно как-нибудь мне помочь? – упорствовала я.

– Я с осторожностью отношусь к таким вещам и не стал бы ничего делать с вашим бедром, но, пожалуй, могу увеличить вам стероидные инъекции. – Вот и все, что он мог сказать.

– Быстро ты вышла, – такими словами встретила Софи мое быстрое появление, вставая со стула.

– Пойдем, – решительно ответила я. После общения с доктором Фишером мне делалось физически плохо.

– Что-нибудь нехорошо?

– Мне надо было сказать… Ой, ладно, я не могу с ним разговаривать, у нас хроническое неприятие друг друга.

– Хочешь, я сейчас зайду к нему? – предложила Софи. – Может, будет больше пользы, если я…

– Нет, я хочу уйти отсюда.

– Хочешь? – Софи протянула мне сигарету, когда мы вышли из больницы.

– Да. – Слава богу, что есть сигареты. Курение, может, и вредная штука, но не оно меня убьет.

Я позвонила домой и едва не расплакалась, услыхав папин голос. Мне захотелось превратить его в крошечного человечка и все время носить с собой в кармане. Я скучала по его спокойному лицу, по его мудрости и рассудительности. Мне не хватало его неколебимой веры в свет в конце туннеля. Я положила трубку. Слезы текли по моему лицу, меня сотрясала дрожь. Даже при воспоминании о моем визите к доктору Фишеру я злилась и падала духом. Я открыла дверь. За ней стоял Мэтью и смотрел на меня.

– Эй, что случилось? – спросил он. – Иди сюда. – Я больше не сопротивлялась и не могла скрывать, какая я жалкая.

– Пойдем выпьем, и ты расскажешь мне обо всем, – предложил он.

В баре он подвинул ко мне стул.

– Садись. Вот твои водка и тоник.

– Спасибо. Через минуту я возьму себя в руки, и все будет нормально.

– Только ты больше не ври, – посоветовал он. – Элис, я все знаю. Софи рассказала мне. Только не злись на нее, она по-настоящему переживает за тебя.

– Ты все знаешь? – слабым голосом переспросила я. – Что ж, я не могу больше притворяться и все время прятаться в своей комнате.

– Почему ты не хотела рассказать мне обо всем сразу? Неужели я казался тебе чудовищем?

– Не знаю. – Внезапно я поняла, что он прав. Что такого, если бы я рассказала кому-то о своей болезни? Ну, в худшем случае они приняли бы меня за фрика и больше со мной не общались, обходили меня за милю. И если бы это было так, тогда их и не жалко – что это за друзья?

– Мне просто не верится, – вздохнул он, когда я рассказала ему про теннис. – Я как-то раз вывихнул ногу перед марафоном, и то расстроился. Правда, в этом году уже бегаю опять и теперь хочу собирать средства для фонда лечения артрита. Я никогда не бегал ради друзей, это станет для меня еще большей мотивацией. – Он засучил рукава. – Больше не прячься, глупая девочка. Люди готовы тебе помочь. Я тоже готов.

Я подняла голову и посмотрела на Мэтью. Почему я беспокоилась и не хотела говорить никому о своей болезни? Совершенно напрасно. Когда мы возвращались в общежитие, я позволила Мэтью поддерживать меня под руку, и мы продолжили разговаривать как ни в чем не бывало…

Я сидела в инвалидной коляске в приемной у доктора Бакли. Мне дали знакомый вопросник.

– Вы можете ходить в магазин и по другим своим делам?

Я поставила галочку против «не могу сделать». Раньше я не предполагала, что мне придется так ответить.

Моя голова была как свинцовый шар, плотная и тяжелая, напичканная стероидами и лекарствами. Я тряхнула ею и услышала, как в ней загремели таблетки. Мои суставы, словно домино, поочередно подвергались атаке – плечи, потом локти, потом кисти рук, потом бедра и колени, ступни, пальцы ног. Один толчок, и все поочередно пылали. Вот теперь бедро, а какой сустав будет следующим? Что будет, когда все домино повалятся и будут кучкой лежать на столе? Неужели мне придется провести всю жизнь в инвалидном кресле? Я никогда не думала, что эта болезнь приводит к инвалидности.

Закончился мой первый семестр в Бристоле. Мое тело рассыпалось на кусочки, когда я приехала домой, и можно было уже не бодриться. Я больше не могла бороться с болью, подавлять ее. «Вспышки» следовали одна за другой. Мама с трудом посадила меня в машину, каждое движение причиняло боль. Когда мы приехали в больницу, она сказала, что пойдет за инвалидной коляской.

– Нет, не надо, мама, я могу идти, – взмолилась я.

– Но тебе ведь мучительно больно. Подожди меня здесь. – Она вышла из машины, и я видела, как она попросила коляску у молодого санитара, показав на машину и на меня. Я была смущена, но, впрочем, почему? Пациент в инвалидной коляске – не такая диковина для больницы. Зачем сопротивляться, глупая, тупая идиотка? Но мне было стыдно думать, что мама будет толкать меня по коридорам. Я была уверена, что все будут смотреть только на меня и гадать, что со мной такого случилось. Ведь я не инвалид. Мама вернулась к машине. Колеса грохотали по гравию. Я снова взмолилась, просила убрать коляску, не хотела садиться в нее.

– Позволь мне идти, мама, я могу ходить, – повторяла я, пытаясь встать.

– Здесь слишком далеко для тебя, – повторила мама. – Пожалуйста, не спорь. Я слишком устала, чтобы спорить.

Я посмотрела на маму. Она всегда жила ради меня, ее энергии и напора хватало на нас обеих. И теперь впервые увидела морщинки страха и горя, появившиеся на ее лице. Тогда шлепнулась в кресло.

– Извини, – кротко пробормотала я.

– Я понимаю, как это трудно, – проговорила она, с усилием снимая коляску с тормоза. – Я понимаю.

Мы с тарахтением покатились к отделению ревматологии. Я кусала губы, опустив голову, и в который раз повторяла себе: «Я молодая, я слишком молодая, я не должна быть здесь». И я знала, что думала мама. «Лучше бы это была я, лучше бы это была я».

Доктор Бакли разглядывал мой свежий рентгеновский снимок.

– На твоем месте я бы вцепился в хирурга и велел ему срочно тебя оперировать. Ты молодая, но я не думаю, что нам надо с этим тянуть. Жизнь слишком коротка. – Он снова положил снимок на световой стол. – Повреждения ужасные. Тебе требуется целиком заменить бедро и как можно скорее.