Лауте. Меня туда не брали, но мама всегда говорила, что там красиво…– Барева шмыгнул носом и закусил губу, стараясь скрыть нахлынувшие эмоции. – Прости. Я очень по ним скучаю…

Мальчик взглянул на своего нового друга – крупного мальчугана с добрыми карими глазами. Убежать бы прочь, залезть на крышу, но не хотелось его оставлять. Одного.

– Тогда можешь звать меня Хазери Вале.

15. Лоуренс

Лоуренс Барева, тяжело припадая на больную ногу, наворачивал круги по камере размером два шага в ширину и пять – в длину, с узким зарешеченным окном под потолком. Всю ночь он не мог сомкнуть глаз, размышляя о том, что произошло и чего ждать дальше. В потайном кармане лежал маленький бумажный сверток с ядовитым порошком, и Лоу из раза в раз мыслями возвращался к нему.

Они с Хазом много раз обсуждали, что следует предпринять, если их поймают. Никто не питал иллюзий о своей безнаказанности, они понимали, что могут оступиться. Хазери Вале брался за рисковые дела, общался с подозрительными личностями, да еще и собственная мстительность тянула его совершать хоть и просчитанные, но опасные поступки. Они обдумывали варианты, как вести себя на допросе, как можно вытащить друг друга, но разговоры остались разговорами, ведь схватили Лоуренса в такой ситуации, какой никто не ожидал. Во-первых, именно сейчас он был невиновен и понятия не имел, что произошло. Во-вторых, взялись за него крепче, чем ожидалось, и вопросы задавали странные. В-третьих, чаще в своих рассуждениях друзья видели за решеткой Вале, потому как корнем зла являлся всегда он.

Лоуренс присел на соломенный топчан, служивший столом, стулом и кроватью. Раздраженно почесался. Камера кишмя кишела клопами, блохами и тараканами, что навевало неприятные воспоминания о ночлежках, в которых им с Хазом приходилось обитать в детстве. Лоу ухмыльнулся – чего они только ни пережили вдвоем, стараясь выжить на улицах Вергазы.

Маленький Хаз был диким и агрессивным, будто его воспитывали дворовые собаки. Глядя на него, Лоу иногда так и думал, потому что происхождения своего Хазери не знал. Лоуренс, будучи сам ребенком, прививал мальцу элементарные правила поведения, где-то словами, где-то тумаками, а еще учил читать и считать, насколько сам умел. Цифры дались Хазу легко, а вот с чтением до сих пор оставались некоторые трудности, над которыми они работали. Друзья часто ругались в детстве, и Вале убегал на крыши, будто ободранный кот, но через пару дней, остыв, возвращался к Лоу, принося, как плату за примирение, любимый Лоуренсом виноград, пирожки и прочую снедь, которую удавалось стащить.

Барева даже не помнил, в какой момент Хаз стал набирать обороты и усложнять схемы своих мелких преступлений. Вот он поссорил двух мальчишек, которые когда-то его избивали, да так они поругались, что один из них оказался в больнице. Вот на пекаря, который однажды поймал Вале и отлупил за попытку спереть пирог, упала с крыши кошка, он оступился и, пролетев по ступенькам, сломал бедро. Вот ночлежку, из которой их выгнали, заполонили кусачие голодные крысы. Хазери всячески отрицал свое участие в происшествиях, но довольный вид мальчугана говорил за него. Все его подозревали, но предъявить ничего не могли.

Бумажный пакетик с ядом кольнул загнувшимся уголком, и Лоуренс помрачнел. То, что он собирался сделать, являлось форменным безумием. Когда Хазери Вале получил с подачи вхожего в любые круги Коула Грика заказ от аристократа на убийство другого аристократа, ребята здорово призадумались. Хаз взялся за это дело с большим пылом, будто оно было чем-то личным. Члены банды несколько вечеров обсуждали способ убийства и сошлись на яде. Перерыв кучу информации, они нашли оптимальный – «Лимонную змею», а пока изучали яды и их действие, наткнулись на еще один, «Призрачную смерть»: сначала принявшему его становилось до ужаса плохо, а потом человек почти умирал – не шевелился, не дышал и не реагировал ни на что, постепенно погибая и не приходя в сознание. Лекарством служила алхимическая смесь, но использовать ее нужно было как можно быстрее. Не самый лучший план по вызволению человека из тюрьмы, но остальные, видимо, вообще оказались не исполнимы в короткий срок.

В камере все время царил полумрак. Днем солнечные лучи почти не попадали в маленькое оконце с толстыми решетками, а ночью повсюду горели фонари, наполняя камеры зыбким голубым светом. После насыщенной жизни в Йер-Велу Лоуренс не находил себе места от безделья. Время между допросами, где его, закованного в цепи и с мешком на голове, избивали бугаи «ястребов», тянулось невыносимо медленно. Оставшись в одиночестве, длинные часы Лоу проводил за размышлениями над их с Хазом жизнью и пути, которым они шли. Начиная с самого знакомства, они вместе медленно сползали во тьму, но иначе в Йер-Велу двум сиротам было не выжить. Несмотря на жестокие проделки Хаза, они ничем не выделялись среди остальной уличной шпаны, разве что временами поступали умнее.

Замечать их начали после того, как Хаз в свои лет двенадцать подрался с ребятами постарше и отгрыз одному из них ухо. Выглядел он тогда по-настоящему страшно: низкорослый и худой, весь в крови, с куском плоти во рту, сверкает злобно светлыми глазами, а рядом извивается на земле орущий ребенок. Прозвище «Белоглазый демон» с тех пор к нему и прилипло, а парень стал бороться за новоприобретенную репутацию, усиливая вокруг себя ауру страха. Лоуренс солгал бы, если б сказал, что категорично против поведения друга, ведь к нему тоже после того случая перестали цепляться. С самого раннего детства отец учил Лоуренса постоять за себя – к моменту смерти родителей мальчик знал действенные приемы рукопашного боя и даже немного освоил бой ножевой. Он не прерывал тренировки, подружившись с Хазом, и гонял хулиганов, раздавая им тумаки, но от таких занятий временами уставал, потому жестокое поведение Вале