В коридоре послышались шаги и беззаботный свист – надзиратель принес еду. Лоу взглянул на окно – по свету было не определить, сколько сейчас времени. Протолкнув между прутьями решетки тарелку с жидкой похлебкой серого цвета, мужчина в форме удалился, все так же насвистывая веселую мелодию. Ни хлеба, ни даже ложки заключенному не положено, потому тарелка сиротливо стояла на полу и в нынешних обстоятельствах выглядела зловеще. Барева глубоко вздохнул. Настало время доверить Хазу свою жизнь.

– Играй, музыка.

Лоуренс высыпал яд в тарелку, размешал холодную жижу пальцем и влил ее себе в рот, перепачкав лицо и шею. Постоял немного, прислушиваясь к ощущениям. Ничего не происходило, но ведь и «Лимонная змея» действовал не сразу. Лоуренс не знал, удалась ли авантюра в поместье Моратте, лишь надеялся, что все прошло, как задумывалось.

Невыносимая резь в животе заставила мужчину скривиться. Он сдавленно охнул и доковылял до топчана. Сел, согнулся, стараясь уменьшить боль, но помогало слабо. Его прошиб пот, руки затряслись, а в глазах заискрились яркие пятна. Неизвестно, сколько Лоу просидел так, еле дыша, но ему казалось прошедшее время вечностью. Боль в животе начала отступать, он выпрямился и немного расслабился. Тут же голова разорвалась колокольным звоном, череп, казалось, вот-вот разорвется на куски. Лоу схватился за голову и закричал, но вопль тут же захлебнулся – его вырвало кровью. Мужчина упал на четвереньки и не поверил своим глазам – в вязкой багровой жиже шевелились гусеницы, на воздухе они затвердевали, распадались на кровавые ошметки, собирались снова, превращались в бабочек и разлетались по камере, сверкая рубиновыми крыльями. Лоу ошарашенно наблюдал за насекомыми, которые обращались в птиц, лягушек и змей, расползались по камере и исчезали между деревьями, выросшими из пола и сломавшими стены тюрьмы. Боль красными полосками прочертила камеру, Лоуренс уворачивался от нее, пока не наступил в снег – по ногам расползался холод, ступни посинели и отвердели. Он оторвал их и пополз на коленях, подражая весело квакающим лягушкам. Те прыгали, вырастали в хищных птиц и сжирали своих собратьев. Подальше от страшного места, подальше от зеленой тошноты, красной боли и голубого, как алхимический огонь, холода. Нужно найти друзей, рассказать им, что случилось, что он теперь калека без ног и скоро останется без головы, потому что колокола зазвонят и разобьют его череп изнутри. Лоуренса охватила паника. Как же он расскажет, если будет без головы? Нет, нужно ползти, скорее, найти друзей, найти Хаза, уж он-то что-нибудь придумает. Убьет еще одного аристократа, если будет нужно. Если будет нужно, убьет всех богачей, ведь на то он положил жизнь. Но чью жизнь? Свою? Лоуренс рассмеялся жутким, харкающим смехом, ведь это он сейчас лежит в луже своей блевотины, ожидая смерти, а не Хазери Вале, восседающий на троне из костей поверженных врагов, что возвышается над Вергазой. Надменный Хазери Вале, у которого нет ничего, даже имени, даже цвета глаз. Хазери Вале тоже нет, он распадается, словно пустая скорлупа, осколки превращаются в кричащих чаек, и Лоуренс уже забыл, почему он один, в холодной заснеженной пустыне, почему ему больше не больно. А должно ли ему быть больно? Что же с ним случилось такого, что его бросили друзья. А были ли у него друзья? А что такое друзья? И кто он сам?

– Лоуренс Барева.

Женский голос звал его, но где могла скрываться среди снега обладательница, непонятно. Задул ветер, колкие снежинки царапали лицо, покрывая тело тонкой инеевой коркой.

– Лоуренс!

Голос стал громче. Но почему кричащая девушка не показывается? Почему она плачет?

– Лоу, твою мать, вернись! Иначе, клянусь Сокрытым, я переверну всю Бездну, но вытащу тебя!

Хаз. Голос Хаза и нестерпимая боль. Ну конечно, где Хазери Вале, там всегда боль и страдания. Но Лоуренс рад его слышать.

Барева приоткрыл глаза. Вале тут же отпустил его сосок, который теперь мучительно ныл. Рядом стояла заплаканная Лаура. Увидев, что Лоуренс пришел в себя, она радостно завопила, прибавляя мучений многострадальной голове. Мужчина хотел попросить ее замолчать, но вместо слов послышалось лишь сиплое дыхание.

– Отдыхай, друже. Главное – ты очнулся, – Хаз, слабо улыбаясь, двумя пальцами потер глаза и зевнул. Он выглядел изможденным до предела.

Лоуренс перевел взгляд, осматривая помещение, в котором находился. Сильная слабость не позволяла шевелиться, трудно было даже держать поднятыми веки, но закрывать глаза стало страшно. Он лежал на кровати у стены в одной из крохотных квартир, которые снимал Вале. За окном виднелась улица, окутанная темнотой. Отсутствие решеток очень порадовало.

К горлу подступил ком, мужчину замутило. Хаз, заметив это, с некоторым трудом повернул друга на бок, и того стошнило в подставленное ведро. Во рту ощущался привкус желчи, но он с облегчением обнаружил, что в исторгнутой жидкости не было крови и насекомых. Лаура принесла воды, помогла напиться.

– Ведете себя, как моя мамочка, – просипел он не без удовольствия.

Хаз просиял. Давно Лоу не видел искренней радостной улыбки на его лице.

– Тебе нужно поспать, – наставительно произнесла Лаура.

– Нет. Уже наспался. Я… – он попытался сесть, но сил не хватило. Его подхватили четыре руки и усадили, облокотив спиной на стену. – Что-то нехорошо мне.

– Еще бы, ты ведь умер!

– Я… – Лоу кинул взгляд на окно, на Лауру, остановился на Хазери. Перед внутренним взором всплыли картины и ощущения того, что он пережил. Тело пробрала мелкая дрожь. – И что теперь? Я мертв?

– Официально – да! – Хазери показал другу бумагу. Тот глянул, но читать не стал – в глазах все плыло. – Пришлось попотеть, чтобы состряпать все за ночь, но мы успели. Муро с Патом подкупили труповозов, Лаура достойно сыграла роль врача, когда констатировала твою смерть.