Хаим подумал, как что-то изменилось в их жизни, даже еще до того, как они уехали. Это началось после того, как он составил свой план и начал его осуществлять. Полицейский следак оставил его в покое, и Эзер с ним сблизился, доверился ему, положил головку ему на плечо, будто перечеркнув все оскорбления, которые он слышал в адрес Хаима от Джени и из-за которых образ отца сделался для него таким ничтожным… Мужчина стал рыться в ящике в поисках филиппинского паспорта жены и не смог припомнить, видел ли его когда-нибудь. Потом он открыл остальные ящики и отвлекся, потому что на минуту ему показалось, что исчез паспорт Эзера. Его собственный паспорт и паспорт Шалома лежали в ящике для документов, а вот паспорта старшего сына там не было, и Хаим попробовал вспомнить, вытаскивал ли его, чтобы проверить срок годности и брал ли в туристическое агентство. Это было единственное, что потревожило его после обеда, но детям он ничего не сказал, так как был уверен, что не потерял паспорт. И точно, когда они проснулись, Сара обнаружил его на диване в гостиной. Документ лежал под голубой подушечкой.

Послеобеденные часы тоже были безмятяжно спокойными, хотя мальчишки поссорились и Шалом расплакался, потому что передумал и захотел привезти Джени джинсы – а блузку, сказал он, пусть дарит Эзер. В конце концов старший брат согласился, и они булавками прикрепили к оберткам подарков картинки, которые нарисовали, и письма, которые написали, после чего всунули бумажные пакеты в чемодан и закрыли его. В дорожную сумку, которую им предстояло взять с собой в самолет, они положили два пакетика чипсов, книжки-раскраски, влажные салфетки и сменные одежки. Хаим рассказал, что поговорил с Джени днем, пока они спали, и что она будет ждать их в аэропорту. Шалом попросился поговорить с ней, чтобы рассказать, что он нарисовал, и его отец сказал, что в той стране, где мама сейчас находится, уже поздно и она спит. Правда, он все же попробовал позвонить ей. Дети рано поужинали, приняли душ, а потом вместе выбрали одежки на завтра и положили их на стул в своей комнате. В семь вечера оба уже лежали в кроватях, и Хаим объяснил, что завтра разбудит их еще до восхода солнца, потому что такси, которое отвезет их в аэропорт, будет ждать у дома в пять утра. Мальчики долго не засыпали, и Сара молча сидел возле их кроватей и ждал, пока не закроются их глазки. Он вспомнил, что всего лишь два дня назад боялся, как бы они не спросили, почему не мама укладывает их спать, как это было всегда. Сейчас они уже не спрашивали, почему именно отец каждую ночь готовит их ко сну, и Хаим был уверен, что, когда они вернутся, дети никогда больше не станут об этом спрашивать.

* * *

Когда он чистил кухню напоследок перед отъездом, зазвонил телефон. На часах было чуть больше восьми. Сара не сомневался, что это мать, но решил, что звонит она, только чтобы попрощаться.

– Ты новости по телевизору смотришь? – спросила мать, и когда Хаим ответил, что нет, сказала: – Включи второй канал.

Руки у него были мокрыми, и перед тем как включить телевизор, он вытер их кухонным полотенцем. Нажав кнопку включения, тут же убавил звук – и был потрясен.

Больше нет расследования, от которого он должен бежать.

Хаим увидел на экране, как из полицейской машины выходят женщина и мужчина, и менты в гражданском ведут их со связанными руками в здание суда. Лиц их Сара не рассмотрел, потому что женщина опустила спрятанную в капюшоне голову, а мужчина поднял рубаху, закрывая лицо. А поскольку начало передачи Хаим пропустил, он не услышал имен арестованных, но понял, что в результате погони оба задержаны после обеда в Эйлате. И что их подозревают в нападении на Хаву Коэн и попытке ее убийства. Нападение, о котором сообщили только этим вечером, произошло в Тель-Авиве, в ночь с воскресенья на понедельник, Хава все еще находилась в больнице «Вольфсон», и состояние ее было тяжелым. Но опасности для жизни не было. «Жестокому нападению на воспитательницу детского сада предшествовало фальшивое взрывное устройство, угрозы и шантаж, – сказал журналист, комментирующий снимки из суда. – Все это, видимо, произошло из-за увольнения женщины, сожитель которой – известный полиции правонарушитель».

Хаим закрыл дверь детской. Ночь с воскресенья на понедельник – это та ночь, когда он разговаривал по телефону с Хавой Коэн. Он много раз звонил ей, и она ответила ему чуть раньше двенадцати – так ему, во всяком случае, помнилось, – а короткое время спустя на нее было совершено нападение.

Несмотря на то что теперь Сара должен был испытать облегчение, картина мужчины и женщины с закрытыми лицами вызвала в нем дрожь.

На их месте мог быть и он.

Мысль, возникшая у него при виде этих первых кадров, снова вернулась: всё, с расследованием покончено. Что же, с понедельника садик закрыт? А он и не в курсе… На повторный допрос его не вызвали – как видно, потому, что личности нападавших на Хаву Коэн были сразу определены и выяснилось, что именно они подкинули к детсаду чемодан. Среди ментов, окружавших арестованных, того следака, что вызывал его в участок на допрос, вроде как не было…

Снова зазвонил телефон, и Хаим знал, что теперь скажет его мать.

– Видел? – спросила она.

– Да.

Но при этом у него и мысли не мелькнуло об отмене поездки. Наоборот, он пожалел, что они еще не в аэропорту. Оба помолчали перед тем, как мать спросила:

– Ты их знаешь?

– С какой стати? – отозвался Сара.

Он был напряжен и все ждал, что она предложит ему отменить поездку – мол, нет причин сбегать, – так что прервал ее сразу, как только она об этом заговорила.

– Хватит! Я уже объяснял тебе, что мы едем ради прощания.

– Но зачем же ехать? И какого прощания? Мне страшно, что вы едете в Йом Кипур. Это плохой знак. Нельзя тебе ехать в Йом Кипур, Хаим, или хоть подожди несколько дней. Ничего не случится, если ты подождешь…

Сара не ответил. Прервав разговор, он вернулся в кухню, чтобы продолжить уборку. Потом уложил в черную матерчатую сумку туалетные принадлежности и вспомнил про полотенца. В одиннадцать ночи, меньше чем за десять часов до полета, он позвонил в службу такси «Аргаман» и заказал на пять утра такси в аэропорт Бен-Гурион, после чего открыл дверь детской и убедился, что оба ребенка спят. Ночи уже стали попрохладнее, а Эзер спал без рубашки, натянув на себя тонкое одеяло. Когда они вернутся, надо поменять им летние одеяльца на более теплые, подумал Хаим.

Он в последний раз убедился, что паспорта и авиабилеты на месте, возле кошелька, и погасил все огни в квартире.

11

Быстрый арест Амоса Узана и Иланит Хадад был результатом скоординированных действий сыщиков Тель-Авива под руководством главы Службы уголовных расследований капитана Иланы Лим и региональной полиции Эйлата.

Сразу после беседы с Хавой Коэн в ее больничной палате Илана созвала следственную группу в предоставленный им отделением травматологии кабинет. Были вызваны из дома Элиягу Маалюль и Лиор Зайтуни. На данный момент у них было всего два имени, начерканные раненой рукой Хавы с помощью начальника травматологии: Амос Узан – имя, которое Коэн написала сначала, и Иланит Хадад – имя, которое она добавила после вопросов, заданных Иланой по просьбе Авраама. Когда инспектор увидел на положенном перед пациенткой листке имя Амоса Узана, его словно кто-то с силой толкнул в грудь. И все же он верил, что Сара как-то связан с этим делом, и попросил Илану прямо спросить об этом Хаву. Лим отказалась это делать, но спросила воспитательницу, не было ли в нападении еще каких-то участников, и после того, как она повторила этот вопрос несколько раз, та написала второе имя. Авраму снова пришлось кивнуть. Оно тоже было ему знакомо.