сильный и страшный такой. Это не просто запах тела, так сильно может пахнуть только один запах — кровь. Поворачиваюсь на его источник и почти не узнаю ту, что стоит перед Ваней. На лице застывшая кровь, оно все в порезах, волосы спутаны, в них грязь. Шея с фиолетовой полосой, как от удавки. Одна рука весит грудой мяса, со второй большими каплями скатывается кровь.

Я так хотел, чтобы она исчезла, так почему… Почему так громко стучится моё сердце? Почему от одной мысли что кто-то сделал с ней такое, я хочу убивать, всех? На кого бы она не указала, хоть самого себя. Почему я чувствую вину, за то, что не защитил, за то, что не уберег? Почему все это чувствую я, а зверь только готов подержать меня? Сделать все что я скажу, только бы не плакала больше она.

Глава двенадцатая Правильная девочка (полная)

Глава двенадцатая Правильная девочка

Меня всегда интересовал вопрос: если убивает мой зверь, убиваю и я? Или же являюсь только соучастником, такой же невинной жертвой происходящего, как остальные, немым свидетелем убийства? Еще интересно, когда убиваю я, считается ли зверь только моим оружием? Или мы просто стоим друг друга, просто убийцы? Ведь в частности, что отличает маньяка убивающего невинную жертву, и убитого горем родителя, чей ребенок стал жертвой, и он отомстил? Убивая, я понял, что количество не имеет значения. После первого человека, решится убить следующего намного легче. Когда переступаешь черту, уже не имеет разницы сколько шагов ты за ней пройдешь. За чертой всегда ждет только одно — непроходимая тьма.

— Брат, — кричу, тряся его за плечо.

Кудрявый слишком долго не просыпается, это меня и пугает. Раны кажется зажили, даже следа не осталось, но парень уже несколько часов не просыпается, что странно. Касаюсь ладонью его лба, теплый. Убираю руку и понимаю, что оставил на его лице кровь. Чёрт, совсем забыл вытереть руки! Всполаскиваю их в бочке с водой, запоздало понимая, что кровь не только там, но и на лице, груди, да почти везде. Поднимаю бочку и опрокидываю на себя. Умыться после стольких месяцев жизни в грязи одно удовольствие, особенно учитывая, что нюх ко мне вернулся.

Мокрый с головы до все еще грязных ног подхожу к ящикам, на которых лежит брат. Бью его по щекам, пока он не начинает материться и отбиваться.

— Живой, живой! — повторяю с улыбкой и обнимаю его.

— Мужик, я не голубоватой ориентации, отпусти, пока не задушил! — голос кудрявого слабый, но главное, что он все-таки живой.

Хотя бы его я спас. Не могу подавить улыбку, помогаю ему сесть, хотя он и норовит все сделать сам. Он проверяет свое плечо, я его слегка отмыл от крови и грязи, а то больно уж вонял.

— Слушай, а у тебя с ориентацией точно все нормально? А то знаешь ли, раздел, помыл, мало ли чего еще сделал, пока я без сознания валялся! Мне даже за невинность свою страшно!

Ох, какой же он все-таки глупый, даю ему подзатыльника, что бы не молол ерунды.

— За свою невинность можешь не беспокоится, никому она не нужна, даже по меркам мужиков, ты на рожу страшный коротышка.

— Ага, по меркам мужиков? Все-таки с ориентацией я угадал, того то ты ни об одной бабе не рассказал!

Что-то мне захотелось что бы он снова без сознания полежал. Даже кулак зачесался.

— В отличие от тебя у меня девушки были, и я от них не бегал как идиот. А не рассказывал я о них, потому что не хотел, чтобы такой сопляк как ты комплексовал.

Подаю ему бутылку с водой и пачку сухарей. Пока что это единственное что я нашел съедобного, на этом корыте. Он жадно пьет, само собой его мучает жажда. Меня она тоже терзала, то я уже напился человеческой крови. Где-то там вдалеке начинается рассвет, никогда не думал, что он, настолько красив в море. Оранжевые лучи окрашивают синее море в новый оттенок, заставляя его блестеть, словно золото. Морской бриз наполняет воздух прохладой и свежими запахами тины и рыбы. Мне даже кажется, что все, что было раньше со мной не происходило на самом деле, просто сон. Несомненно, если бы у меня был еще один шанс, еще одна жизнь, я бы провел ее в море, вдали от мира, вдали от людей.

— Брат, — зовет кудрявый, и я отвлекаюсь от глупых мечтаний и созерцания рассвета.

— Наелся? — спрашиваю и так зная, что нет.

Мы потеряли почти всю мышечную массу, от кудрявого остались только кости, на которых висит кожа. Жалкое и жуткое зрелище, чем-то напоминает фото с концлагерей во времена Второй Мировой. Надо было взять с кухни еще чего-нибудь, но я как-то не подумал.

— Почему ты не пахнешь? — меняет он тему, опуская свои почерневшие ноги за палубу.

— Не пахну? — принюхался, мой запах остался, а вот запаха кудрявого как будто и нет на самом деле.

— Я тоже не чувствую твоего запаха. Наверное, это потому что я дал тебе свою кровь.

— А, понятно, — кажется моя догадка дала ему больше ответов на этот вопрос, чем мне.

Кудрявый тоже посмотрел на восход, прищурился как довольный кот и улыбнулся.

— Это означает что теперь я тоже альфа? — говорит он с улыбкой.

— Не выдумывай! Альфу альфой делает не это, а сама сила желания контролировать своего зверя.

Обнимаю брата, взъерошиваю рукой его мокрые волосы, отросли то как. Мои кстати тоже, не видно почти ничего за ними. Провожу пятерней по голове, убирая их с лица. Брат делает вид что не замечает лужи крови, разбитые предметы и следы от выстрелов, я за это ему благодарен. Меньше всего мне сейчас хочется говорить о том скольких я убил, и скольких еще приговорю на верную смерть. Корабль большой, торговый, перевозит небольшие грузы в контейнерах, само собой людей здесь было много.

— Где Ен? — наконец спрашивает он, пытаясь скрыть свои чувства за улыбкой.

— Пошли, — беру его под руку, и мы не спешно идем к капитанской рубке.

Спешить все равно больше некуда. Поднимаемся по залитой кровью лестнице, брат не удерживается от комментария, что теперь здесь можно снимать фильм ужасов. Смеюсь над шуткой вместе с ним, хотя на самом деле не смешно и мне, и ему. Дверь в рубку отсутствует, я ее выломил, она теперь где-то на дне морском. Внутри бардак, все приборы не работают, рация торчит с потолка. В последней отчаянной попытке, они