Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он хочет меня ударить, вижу, как он сжимает и разжимает кулаки, как напряжены мышцы на лице. Но это всего лишь мгновение, он опускает голову. Скрывает свое лицо за волосами. Мне так надоело, что все в этом мире кружится вокруг этой толстухи. Такое впечатление, что она специально утром заявилась к нам, чтобы вывести меня из себя.
***
Когда мне плохо, очень плохо, я обычно прихожу в одно место. Нормальным людям никогда до него не добраться, сомневаюсь, что хоть кто-то кроме меня и брата о нем вообще знает. В горах, скрытая между скалами поляна, с нее открывается просто потрясающей красоты вид на всю округу. Именно там мы с братом и похоронили Ена. Возможно нужно было похоронить его на родине, но он никогда не говорил откуда точно была его семья. Да и неизвестно, были ли у его родителей могилы, скорее всего охотники растащили их тела на трофеи. Могила Ена ничем не выделялась, просто огромный камень, с одной единственной надписью, вырезанной нами: «Ен. Свободный человек, лучший младший брат». Я продублировал эту надпись и на корейском, думаю брату бы она понравилась.
Перед двухметровым камнем, который летом зарастает плющом, лежит толстый ствол дуба, мы его еле притащили на такую высоту. С кудрявым часто сидим здесь возле могилы и как обычно бранимся, шутим и смеемся. Рассказываем друг другу и Ену о своей жизни, как будто он еще живой, как будто он все понимает. В последнее время кудрявый приходит все реже, мы только по мобильному телефону можем болтать часами. Болтать обо всем, почти обо всем. Я так и не смог рассказать ему о Даше, просто потому что он бы смеялся громче всех. Это ведь так смешно, по крайней мере если ты не на моем месте. Да и сам кудрявый не говорит мне всего, его отношения с дедом натянуты до предела. Все потому что он захотел уйти ко мне встаю, когда мы вернулись. И так понятно, что он не смог, да еще у него не сложилось с той, которую он любил. Кудрявый особо об этом не говорил, только упомянул о том, что возвращаться домой не стоило, ибо его там уже никто не ждал.
Сейчас зима, снег укрыл всю поляну, камень и полено. Совсем скоро мы с братом снова увидимся, на очередном сборе, в честь ново года. И что я ему тогда скажу? Что получил связывание с безобразной толстухой, которую ненавижу только немного меньше, чем своего собственного зверя? Нет, он не поймет, он до сих пор меня не понимает. Вряд ли вообще кто-то сможет меня понять. Я сам себя не понимаю. Всего несколько часов назад я был в аду, по-другому это не назвать.
Запах ее крови, я помню его, чувствую и ненавижу. Не потому что он ее, а потому что он причиняет мне боль. Зверь не хочет его чувствовать, он даже боится его. Этот запах — синоним отчаянья и сумасшествия, по-другому не могу это назвать. Злость и отчаянье — странная гремучая смесь, но, когда к ней добавляется и ревность, крышу просто сносит. Я не мог себя контролировать. Себя, не зверя! Наши чувства, желания и убеждения объединились, или же мои собственные желания растворились в его. Это чувство удушающее, когда ты сам не свой и ничего не может тебя остановить, даже ее громкий крик «отпусти, больно». Ничего не может сделать меня обратно человеком, кроме осознания как это выглядело со стороны. Было бы смешно, если бы не было все так печально.
«Ну здравствуй, Ен,» — говорю, стирая снег с камня.
Волки не так чувствительны к холоду, как люди. Тающий снег на ладони быстро превращается в воду. Сказать что-то в слух тяжело, так что я просто сижу и смотрю на камень, пытаясь привести себя в чувства.
«Что я сделал не так, брат?» — спрашиваю, зная, что ответ у меня уже есть.
Почему с ней так сложно? Почему нельзя было просто прийти и рассказать, что с ней случилось. Я бы убил для нее, всех бы убил, кто ее посмел тронуть. Я больной, но не влюбленный. Все еще ненавижу, все еще хочу ее смерти, но не могу видеть ее слёзы, не могу чувствовать запах ее крови, не могу просто оставить ее. Моё сумасшествие, моя жизнь, слетевшая под откос, из-за двоих жалких и отвратительных существ.
Знаю, чего хочет зверь, знаю и не хочу ему этого давать. Он ее не получит, ни за что не получит. Разве что мертвой, убитой от моей руки. Ненавижу, как же ненавижу. Но переживаю, беспокоюсь и не нахожу себе места, когда с другим вижу. Или это зверь, это его чувства? Отчего же они так сильны, что заглушают мои собственные?
Снегопад пошел сильнее, пора было уходить, но на прощание я снова стер снег с надписи. Ушел не прощаясь, но наконец успокоившись и решив, что делать дальше. До ее дома добрался сначала бегом, а потом на такси. Так передвигаться не удобно, но лучше сейчас не рисковать. Входная дверь была даже не закрыта, совсем что ли беспечно живут? В квартире пахло ее кровью, она была здесь. Сделал несколько шагов в сторону ее комнаты и остановился возле двери в ванную. Душ включен, некоторое время жду, когда выйдет с ванной, считая ее медленное сердцебиение. Запоздало понимаю, что такой пульс обычно в человека, который спит. Уснула в душе? Совсем что ли с ума выжила?
Тихо надламываю ручку, чтобы открыть дверь. Ванная крохотная, Марго могла бы устроить и получше. Шторка в душе задвинута, перед душем валяются вещи. Байка, пахнущая кровью и… Запах от нее странный, поднимаю ее с пола и принюхиваюсь. Так пахнет не только ее кровь, а чья-то еще. Запах как будто знакомый, но я не могу его вспомнить. Шторка со скрипом отодвигается, даже не заметил, что она наконец проснулась и выключила воду.
Спросил ее чья это кровь, но сразу же забыл об этом. Еле стоит в душе, выглядит как побитая собака. По всему телу синяки, пальцы на ногах почти что черные от них. Мокрые волосы прилипли к телу, но совсем не смогли скрыть жуткие порезы на лице, руках,