кирпиче лежала плотная фотобумага. Кристиан достал ее, на одной стороне зашифрованное послание, даже в темноте видны иероглифы и рисунки. Кристиан перевернул лист – это оказалась фотография. Он присмотрелся, слез со стула, подошел к окну, попытался рассмотреть человека. Кажется, женщина. Снимок сделан издалека, в свете луны лицо не разобрать и не узнать. Кристиан положил фотографию в карман, к телефону, вернулся на стул и стал приводить камин в порядок. Устранять следы своего присутствия и вандализма. Вставил обратно кирпич, услышал щелчок, декоративную плитку – щелчок и посторонний звук с холла. Он оглянулся. Никого. Засуетился. Вернул стул на место и быстрым шагом выскочил в холл, чтоб увидеть, кто может здесь быть. Никого не оказалось.

«Наверное, показалось».

Сделав поспешные выводы, он вернулся к себе в комнату, не зная, что в холле за диваном прячется Валерий.

Кристиан включил настольную лампу и сел за стол. На столе уже были разложены листочки с расшифровкой, блокнот с дешифровщиком, ручки и чистые листы бумаги. Он принялся за работу. Почему-то ночью это дело казалось ему работой, а не игрой. И что-то ему подсказывало, что это не продолжение игры, придуманной отцом двадцать лет назад. что-то ему подсказывало, что это самая настоящая тайна века.

– Тайна века! – хмыкнул Кристиан – А это женщина века.

Он перевернул фотографию, которую только что вытащил из тайника в камине, и от неожиданности уронил ее на стол.

На ней была изображена женщина. Незнакомая женщина. Она была на кладбище. Везде могилы, памятники, венки. Не ожидал Кристиан такое увидеть. Женщина была грустная, скорбная. Вся фотография была грустная и скорбная.

– Кто ты такая? – спросил Кристиан у изображения.

Оно не ответило, Кристиан перевернул фотографию и стал расшифровывать отцовские записи. Работа оказалась сложной и с каждое слово, приводило парня в плохое настроение. Каждая мысль приводила его в глубокую неприязнь к этой женщине.

Хотя он много еще не понимал, но догадывался. Вот именно эти догадки приводили его к чувству неприязни и недружелюбию.

Еще не расшифровав и половины сообщения, он уже сделал вывод, что это очередная любовница отца.

А расшифровав, наконец, все сообщение, он окончательно уверовал в эту теорию.

А что еще можно думать? Женщина подходит по возрасту отцу. Такая дамочка бы подошла к его вкусу. Отец в первой записке пишет адрес, а на фотографии – дополнения – фамилия, имя и просьба.

Кристиан хмыкнул и недовольно прочитал:

– Эта женщина Шинкевич Божена, Кристиан, прошу тебя, позаботься о ней. Это очень важно. Она нуждается в твоей помощи. Не бросай ее. Я знаю, ты все поймешь. Во всем разберешься. А пока не разобрался, никому не показывай эту фотографию. Считай это моей последней просьбой. Я уверен в тебе, сын.

Кристиан вздохнул и возмутился:

– И что это все значит, отец? Как я должен заботиться о твоей любовнице? И, вообще, почему я должен заботиться о твоей любовнице? Оно мне надо? Бред какой-то. Не буду я о ней заботиться.

Окончательно и четко решил он.

Но как позже оказалось, не окончательно и не четко.

Как он мог отказать отцу в его последней просьбе? Никак! Не сможет он отказать.

А еще подействовал тот факт, что они поругались за неделю до смерти отца и не успели помириться.

И он посчитал, что исполнив просьбу отца, он помирится с ним, хоть и уже на том свете.

Кристиан решил, что поедет к этой женщине, представится, предложит свою помощь, поможет, если она нагло согласится и уедет. А потом уедет. Навсегда!

Он собрал все свои листочки, фотографию, положил в коробку, в которой хранил блокнот, деревянный меч, пластилинового рыцаря и детские рисунки. Коробку запихнул на верхнюю полку шкафа и прикрыл вещами.

Адрес и имя любовницы отца он запомнил навсегда.

Не поспав и пару часов, Кристиан проснулся, принял душ, собрался и спустился на кухню. Завтрака, естественно еще не было, в связи с ранним временем суток. Но Кристиан совершенно на это не обратил внимание, позвонил Вики и раздраженно отчитал ее. Девушка прибежала в кухню через две минуты, Кристиан продолжил на нее вымещать раздражение:

– Ну раз ты спишь долго и ничего не успеваешь, значит я найду на твое место другую работницу. Зина никогда не позволяла себе такие выходки. Почему я должен делать сам себе завтрак?

– Я же не знала, что вам рано уезжать… – попыталась оправдаться девушка.

– Да, мне надо рано уехать! А я должен был тебе вчера предупредить? – возмутился Кристиан, понимая, что на самом деле должен был предупредить, но он ведь и сам не знал, что поедет рано утром, это решение он принял часа два назад, когда решил исполнить последнюю волю отца.

Девушка молчала, боялась спорить, и вводить в гнев молодого человека.

Кристиан же, наоборот, уже был в гневе на нее и на себя, поэтому кричал и возмущался:

– Можешь идти дальше смотреть свои сны. Я сам себе все сделаю.

– Я сейчас сделаю вам омлет. – Засуетилась Вики – или чего-то другого хотите?

– Ничего я не хочу. Кофе сделай.

– Хорошо. А есть будете?

– Нет – гаркнул на нее Кристиан.

Девушка поставила кружку, нажала кнопочку на аппарате. Кофе машина заурчала и стала выплескивать из себя ароматный напиток. Полминуты и кофе готов. Девушка поставила перед Кристианом кружку, на всякий случай уточнила на счет еды. Он опять резко отказался. Таким грозным она его еще ни разу не видела. Вики решила не попадаться ему на глаза, тихонько сидела на кухне, шмыгала носом, готова расплакаться во все горло.

Он одним глотком выпил кофе, ловя себя на мысли, что самый вкусный кофе варила Зина. Домработница вкладывала в это занятие всю свою душу и талант. Если варку кофе можно назвать талантом. Но в том случае можно. Она сама любила кофе и всем варила – настоящий, горький, на огне. Подобного кофе никто не смог сварить, сделать, повторить. Ни Вики, ни кофемашина.

Кристиан с грохотом поставил кружку на стол и ушел.

Любовница отца жила на другом конце города. До нужного адреса Кристиан добрался минут за сорок. Благо дорога была пустая, в связи с ранним временем. Вот обратно он поедет, собрав все пробки на дорогах, простаивая на каждом светофоре по полчаса. Сейчас люди еще только просыпались, а он чуть свет проснулся, попыхтел на свою тяжелую судьбу, повозмущался мысленно на отца, что оставил ему такое трудное неприятное задание. И никак ведь не откажешься от него. Отправился выполнять это самое трудное и неприятное, по пути выплеснув весь гнев