– Если вы утверждаете, что впервые звонили Кислову только во вторник и до этого никогда прежде с ним не контактировали, то в вашем телефоне, наверное, есть подтверждение этому? – сказал он.

– Конечно, – кивнула Настя и протянула ему мобильник.

Оперативник быстро зашел в журнал, просмотрел истории звонков, после чего не вернул ей телефон, а почему-то положил на стол, за которым сидел следователь. Причем положил экраном вниз. Наверное, в этот момент он и отключил звук. Настя насторожилась: что это? Обычная рассеянность? Грубость и невоспитанность? Или фактическое изъятие средств связи у задержанного?

Через пару минут оперативник покинул кабинет, оставив ее наедине со следователем, который вдруг принял очень официальный вид и холодным надменным тоном начал снова задавать те же самые вопросы, на которые она только что отвечала. Ей опять пришлось перестраиваться, потому что стало понятно, что допрашивают ее не как свидетеля, а как хорошего потенциального кандидата в подозреваемые. С каждым вопросом холодность и надменность в голосе следователя нарастали, к ним присоединились явственно слышимые нотки сначала недоверия, потом презрения. Со свидетелями так не разговаривают. Разумеется, кроме тех случаев, когда заранее уверены в их недобросовестности.

Кажется, допрос Анастасии Павловны Каменской был для следователя именно таким случаем, и он этого даже не скрывал. То ли не сумел скрыть, то ли не посчитал нужным. И с этого момента каждая секунда превратилась для Насти в серьезное испытание. Нужно держать себя в руках, ни на что не реагировать, произносить минимально необходимое количество слов. Оставаться спокойной и невозмутимой. Не терять рассудительности, вникать в каждую произнесенную следователем фразу и быстро обдумывать не только задаваемые вопросы, но и мимику, жесты, интонацию. То, что она свидетель, – абсолютно естественно, и в этой позиции она полностью готова к сотрудничеству. Но то, что ее пытаются сделать подозреваемой, Настю никак не устраивало. Откуда взялись эти подозрения? Они возникли на пустом месте, потому что других версий нет? Или кто-то из местных полицейских испытывает к ней «такую сильную личную неприязнь, что прямо кушать не может»? Так Настя, вроде бы, ни с кем, кроме Володи Шилова, и не знакома, и не пересекалась по работе ни раньше, ни теперь. Ну не Шилов же ее так подставил! Зачем? С какой стати? Что она ему сделала плохого?

Когда впервые из уст следователя прозвучал вопрос о ее интимных отношениях с Кисловым, вернее, о намерениях старой мымры гражданки Каменской вступить в половую связь с молодым привлекательным потерпевшим, Насте с огромным трудом удалось не подпрыгнуть на стуле и не открыть рот от изумления. Но она справилась. И даже не спросила, откуда это взялось, просто ответила на вопрос.

А потом в речах следователя промелькнуло, что эту глупость утверждал сам потерпевший. Значит, был какой-то свидетель, сообщивший следствию то, что ему сказал Кислов. Но почему Кислов это сказал? Для чего выдумал такой бред?

Весь этот параллельный поток мыслей нужно было поддерживать и контролировать, одновременно слушая вопросы и формулируя ответы. Делать это в течение пяти минут – нормально, в течение получаса – уже довольно сложно, а в течение трех часов? Настя чувствовала, что силы заканчиваются. Еще чуть-чуть – и она или завизжит, или запустит в оконное стекло чем-нибудь тяжелым.

«Если следователь так себя ведет, то либо он получил команду от руководства, либо клинический идиот. И в том, и в другом случае возражать, негодовать, объяснять, что он не прав, или возмущаться произволом и беспределом – занятие пустое и бессмысленное. Он или исполняет приказ, или свято уверен в себе, поэтому шансов, что он изменит поведение, никаких. Держи себя в руках. Терпи. Не поддавайся на провокации», – твердила себе Настя.

Это слово «провокация» то и дело мелькало в голове, и Настя сначала думала, что следователь пытается вынудить ее совершить ошибку и сказать что-то такое, что подкрепит его подозрения. Но теперь ей стало казаться, что он хочет спровоцировать ее на срыв. На истерику. На повышение голоса, крик, брань, угрозы. Он с нетерпением ждет, когда она утратит самообладание и заорет голосом базарной торговки: «Это твой последний день при погонах! Завтра тебя уволят! Ты не знаешь, с кем связался! Я – ветеран МВД, я людей сажала, когда ты еще на свет не родился! Мне стоит сделать только один звонок по телефону – и ты вылетишь с должности, как пробка из бутылки шампанского!» Или что там еще кричат в подобных ситуациях персонажи всяких детективных сериалов?

Откуда появилось такое ощущение – Настя не знала. Но оно было очень явственным и четким.

На то, чтобы прислушиваться еще и к собственным ощущениям, у нее уже не хватало потенциала. Что он только что сказал? Что она привыкла ни от кого не получать отказов? Очень интересно! Если информация получена от свидетеля, то мог ли Кислов сказать ему такое? Теоретически – да, мог, придумал точно так же, как придумал, что она его домогалась. Но пожаловаться на домогательства – это одно, а сказать, что кто-то не привык получать отказ – совсем другое. Для подобных утверждений нужно или очень хорошо и давно знать человека, или иметь с ним множество общих знакомых, которые и поделились своими наблюдениями, или за короткое время составить личное впечатление, основанное на определенных высказываниях или поступках. Первое и второе исключаем сразу. Третье? Да, с Латыповым у Насти именно так и получилось, но они провели вместе несколько часов, и, кроме того, Латыпов сам искренне признался, что умение не получить отказ и добиться своего является для него признаком профессионализма. Сколько времени Настя провела с Кисловым? Кот наплакал. Что она ему за это время успела сказать? Что она – женщина предпенсионного возраста, которая боится увольнения. Можно было на основании этого сделать вывод, что она не привыкла, когда ей отказывают? Ага, как же. Плохо одетая стареющая тетка из провинции – и привыкла ни в чем не знать отказа. Такое может выдумать только человек с больной фантазией. К тому же патологический лжец, который врет по любому поводу без всякой цели, исключительно из любви к искусству. Похож Андрей Кислов на такого типа? Да что-то не особо…

– Вы явились к Кислову вчера утром без предупреждения и без приглашения, он встретил вас нелюбезно, на ваши попытки вступить с ним в связь снова ответил отказом, и вы, гражданка Каменская, снова впали в ярость. Он был с вами груб, правда? Говорил, что в вашем возрасте и с вашими данными крайне глупо рассчитывать на благосклонность молодого мужчины, и вы почувствовали себя оскорбленной и униженной. Я вас понимаю, любая женщина на вашем месте отреагировала бы точно так же. И вы не сдержались, схватили первое, что попалось под руку, и ударили Кислова по затылку, когда он повернулся к вам спиной. Вероятно, он шел к входной двери, чтобы открыть ее для вас. Он вас выпроваживал? Требовал, чтобы вы ушли и оставили его в покое? Или вы просто сильно толкнули его и он неудачно упал и обо что-то ударился головой? А? Как было? Вы его ударили или он сам упал?

«Понесло тебя, парень, – думала Настя, вслушиваясь в слова плешивого красногубого человека в мундире. – Получается, Кислов скончался от травмы черепа, и орудие убийства в квартире не найдено, иначе ты не предлагал бы мне вариант «сам упал». Если я от этого варианта откажусь, ты должен начать требовать от меня признания: куда я дела то, чем ударила его. Кроме того, убийство произошло вчера в первой половине дня, и в одиннадцать утра, когда я стояла перед квартирой Кислова, об обнаружении трупа еще и речи не было. Даже если допустить, что труп обнаружили сразу после моего ухода и группа выехала в половине двенадцатого, с тех пор прошло меньше полутора суток. Разве судмедэксперт уже предоставил заключение о причине смерти и механизме образования травмы? Как-то сомнительно. На месте обнаружения трупа о причине смерти обычно не судят, только внешние признаки описывают, а уж потом начинается длительная и тщательная процедура судебно-медицинского исследования. «Обо что-то ударился головой…» О какое еще «что-то»? Экспертов-криминалистов отменили? Или они все вымерли? При осмотре места обнаружения трупа они обязательно должны были исследовать все поверхности, о которые убитый мог удариться, и либо обнаружить следы крови, волосы и мозговое вещество, либо не обнаружить. Нашли следы – значит, мог упасть сам, а мог и после предварительно нанесенного удара, это уже скажет судебный медик после вскрытия и исследования, а на это, опять же, нужно немало времени. Не нашли следов удара о поверхность – речь будет идти только о предмете, использованном в качестве орудия убийства. Без вариантов. Так были следы-то или нет? В общем, об обстоятельствах убийства тебе почти ничего не известно, и ты банально берешь меня на понт».