За исключением, конечно же, того, что никто не собирался уходить. А зачем уходить? Музыка больше не орала, и у людей появилась первая возможность поговорить друг с другом.

По пути к дверям я столкнулся с Рошин, которая стояла в очереди в туалет.

— Где ты была? Я искал тебя, — сказал я.

— Я разговаривала с Полом.

— Кто такой Пол?

— Пол — тот, кто пригласил меня сюда. Это наше второе свидание.

— О, — я почувствовал, как напитки, поглощаемые в течение двух часов, подступили к горлу. — Ты знаешь, я считаю, что ты милая.

— Правда? Как мило, — она выглядела искренне довольной, хотя есть вероятность, что она знала, чего ждать от речей «пьяного парня в три утра на диско». Ну и ладно, главное, я сказал, что думал.

— Он тебе нравится? — спросил я.

— Кто?

— Пол — твое второе свидание.

Она замешкалась и ответила как политик, осторожно подобрала слова:

— Он живет здесь дольше, чем ты.

В точку.

После этого в краткой беседе я раскрыл ей правду про холодильник, которую она восприняла с удивительной легкостью, а потом взял ее адрес, пообещав послать ей утром цветы.

— Ты не пошлешь. Ты только говоришь, — утверждала она.

— Увидишь. Ты получишь цветы. Ты — моя принцесса, а принцессы заслуживают цветов.

Не знаю, слышал ли последние слова Пол, когда возник рядом со своей подругой, но выглядел он не слишком довольным. Я, извиняясь, пожал плечами, поцеловал ручку Рошин и отправился в долгий путь назад, в свои апартаменты.

Я упал на кровать, в ушах звенело, комната кружилась перед глазами, и мне стало интересно, сколько времени еще мне предстоит спать одному. Я снова почувствовал себя девятнадцатилетним.

Дальше по плану был Уэстпорт. За завтраком Марджори сказала, что это небольшой милый городок и что я должен зайти в паб «Мэтт Моллойз» и послушать, как Мик Левелл будет исполнять «Лотерейную песню». Это абсолютно ни о чем мне не говорило, и исключительно по данной причине я решил послушаться совета.

У цветочного магазина, пока я собирал второй за время путешествия букет, в машине меня терпеливо ждал Мартин, водитель такси, и тем же самым он занимался, когда я, нервничая, шел по дорожке к двери дома Рошин. Хоть он явно удивился моему желанию завезти эти цветы, но согласился, что я поступаю правильно.

— Что ж, если ты сказал, что принесешь цветы, то неси. Что в этом плохого?

Она жила в небольшом жилом квартале, в доме номер двадцать четыре. Звоня в дверь, я нервничал сильнее, чем во время выступления на королевском гала-концерте. Я не знал, чего ждать. Дверь открылась, и предо мной явилась прекрасная Рошин, без макияжа, в отличие от прошлой ночи, но от этого она выглядела только свежее. Я улыбнулся и протянул цветы.

— Привет, помнишь меня?

Она была в полном ужасе. Потом приложила указательный палец к губам, давая знак, чтобы я не шумел и сделала еще кое-что, что, как мне всегда казалось, происходит только в дешевых комедиях положений. Для кого-то, кто был в комнате, она громко заявила:

— Нет, спасибо, но нам ничего не нужно.

О нет! Внутри был кто-то, кому не следовало обо мне знать. У меня началась паника. Боже мой, что я наделал? Возможно, прошлой ночью отношения между нею и Полом-второе свидание развивались стремительно, и он провел с Рошин ночь. Возможно, у него был жестокий нрав, криминальное прошлое и склонность к размахиванию более опасными, чем цветы, предметами. Неужели на вопрос Мартина по поводу цветов «Что в этом плохого?» я получу обстоятельный ответ?

Рошин наклонилась вперед и зашептала. Даже в столь щекотливых обстоятельствах было приятно к ней приблизиться.

— Моя тетя дома.

Ее тетя? И что? Что здесь такого? Это что-то новенькое. Ревнивая тетя?

Рошин, должно быть, поняла по моему недоверчивому выражению лица, что мне нужны разъяснения.

— Слушай, я не сказала тебе вчера, но я только что развелась с мужем, и семья не знает о Поле, не говоря уже о…

— Придурке с цветами.

— Да. То есть, нет. Нет, конечно. Ты не придурок.

Да, еще какой придурок. Что, если сейчас явится муж?

Ревнивый, жестокий психопат.

— Ну что ж, большое спасибо. Заходите на следующей неделе, — прокричала Рошин для тетушки.

— Я лучше пойду.

— Прости.

Все это было довольно печально. Я вручил ей цветы.

— Спасибо, Тони. Они чудесные.

— Слушай, у меня есть мобильный телефон, запиши номер на случай, если тебе когда-нибудь захочется мне позвонить.

— Спасибо.

— Хотя вряд ли тебе захочется.

— Нет, я позвоню, — она посмотрела мне в глаза. — Я позвоню.

Что-то в этом взгляде заставило меня поверить, что Рошин позвонит. Она не исчезала из моей жизни навсегда. Во всяком случае пока.

Я вернулся в такси с тихо ухмыляющимся Мартином, предоставив Рошин объяснять тетушке, почему коммивояжер принес ей букет цветов.

— Я выписал тебе счет, — сказал Мартин, помогая выгрузить багаж на обочину. И вручил мне листок. Я прочел:

Дата: 19 мая

Куда: Трасса Дублин — Баллина

Откуда: гостиница Марджори.

Водитель: Мартин Макгерти.

Оплата: 0.00 фунтов.

— Спасибо, Мартин, это так мило с твоей стороны.

Особенно учитывая, сколько времени я потратил на цветочный магазин и сцену на крыльце.

— Разве я мог взять деньги с Человека-с-Холодильником?

Я не мог спорить с его логикой и был безмерно благодарен за то, что эти чувства, похоже, разделяли очень многие его соотечественники.

Стоял прекрасный день, яркое солнце роняло на меня свои лучи, когда я снова выставил вперед судьбоносный палец. Совершенно случайно лучшее место для того, чтобы поймать машину, оказалось сразу за углом дома Рошин, и, честно говоря, с дороги было видно входную дверь. Мне пришло в голову, что я мог бы проследить, когда уйдет тетушка, и если она уйдет, вернуться к дому Рошин и провести блаженный остаток дня, занимаясь любовью.

Через двадцать минут все мои надежды рухнули, когда Майкл остановил свою красную «тойоту» у обочины и предложил подвезти.

Испортил весь кайф.

Майкл был наемным строителем, который направлялся в Суинфорд. Он ничего не слышал о моем путешествии, но посчитал это забавной идеей. По ходу разговора мы перешли на тему предстоящих всеобщих выборов, и я сделал большую ошибку, спросив, как работает ирландская избирательная система. По мере того как Майкл объяснял, я начал понимать, что все непросто.