litbaza книги онлайнДетективыКняжий сыск. Ордынский узел - Евгений Кузнецов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 52
Перейти на страницу:

— Заблудится…

— Сам же говорил — бояре живучие. Он, я гляжу, давно в себя пришел, а больным только прикидывается, ваньку валяет. А, Роман Кириллович, верно я говорю?

Боярин, до этого не издававший ни звука и притворявшийся спящим, открыл глаза:

— Ну…

— В Тверь, боярин, хочешь?

— А не врёшь?

— Чего мне врать? Мы, Роман Кириллович, в одной лодке. Дядя Тима, ты приляжь, поспи, если хочешь, боярин покараулит. Только самострел не давай, не то он по дружбе всех тверских перестреляет! Роман Кириллович, ты скажи, какой чёрт тебя в лес занёс?

— Издеваешься, рожа воровская? — боярину не хотелось поддерживать разговор.

— Вот, дядя Тима, они совсем в чувство пришли, о своей знатности вспомнили. Прости, свет-Роман Кириллович, не нам, сермягам, с вас ответ спрашивать. Но у меня ровня для тебя припасена: сейчас князя кликну, он тебе мигом прояснит, чем лес дремучий от палат боярских отличается. Корне-ей!

— Микула меня обманом вчера в лес заманил, — без остановок между словами выпалил боярин.

— Цветочки собирать?

— Бор он мне сторговать обещался. Посмотреть хотели…

— Роман Кириллович, не гневи Бога, ибо сказано: «Не брешите, да не брешимы будете!».

Дед Тимофей прыснул смешком, поднял боярина со шкуры, улёгся на его место сам. Боярин Роман исподлобья взглянул на меня и промолчал. Ясное дело, за нами ехал боярин, за нами. Да только не ожидал, что Ратибор и на его голову прельстится.

Князь Корней в самом скверном расположении духа сидел на берегу озера и пускал по воде камешки — «пёк блинчики», как говорили мы в детстве. Салгар с малышкой отдыхали в шалаше бывшей бани.

— Чего не приляжешь? Завтра путь длинный…

Корней тяжко вздохнул:

— Знаешь, как я первого человека убил? Мне было лет четырнадцать. Напросился в дозор, мы тогда под Ростиславлем станом стояли. Он, литвин, красивый такой парень, у речки наклонился испить. Рядом конь засёдланный, уздечка на нём баская, хорошо помню — бляшки серебряные… Парень на коленках стоит, воду тянет, а десятник мне наш, Фимка Оболдин, мигает, показывает, давай, мол, парнишечка, становись воином. Я ему под темечко ножик и всадил, литвину…

Плоский камешек далеко-далеко скачет по воде, Корней долго молчит, а затем продолжает:

— И, знаешь, ничего не почувствовал особенного. Смерть, конечно, вещь неприятная — был живой, стал мёртвый. И кровь противно пахнет свежая, но больше ничего. Он враг же. А меня сызмальства к воинской службе принаваживали. Вот и служил. А нынче ночью перевернулось что-то… Думаешь, тверяков жалко? Не-ет, эти трое случайно живы остались. Просто бессмыслица это всё… Что ж мы своих-то бьём?

Что тут ответишь? Я молчал.

— Хорошо хоть вы живы остались. Чудом поспел, — Корней поднялся. — Ладно, пойду, может, вздремну… Завтра рано выйдем?

— Пополудни…

Ушли мы, однако, позже. Утром скончался раненый воин, и на обжитой поляне вырос небольшой могильный холмик. Ещё одна смерть, ещё чьё-то горе. Не думал, не гадал я, что мы оставим за собой такой кровавый хвост. Господи, рассуди, кто виноват…

С хмурого, затянутого плотной серой пеленой облаков сеял мелкий как туман дождь, было промозгло, дождь пылью оседал на коней, собирался в большие капли, которые скатывались вниз, косичками склеивая шерстинки от спины к животу. Первой шла моя лошадь, вороная кобылка-трёхлетка с белой отметиной на лбу. В трёх шагах позади на старом саповатом меринке трусил боярин Микула, сзади него парой ехали Салгар и князь Корней. Мы с князем обрядились в кольчуги, снятые с погибших тверских ратников, и вполне могли сойти за охрану боярина. Тем более, что на его дорогое платье мы не покусились и он так и мок под дождём в своем роскошном тёмно-зелёном плаще дорогого заморского сукна. И на боярина был похож. Это безопасило нас от докучливых приставаний стражников на дорогах и в тверских сёлах.

— Микула Андреевич, — сказал я, — я тебе ничего не обещаю. Сколько ты будешь жить решать князю Юрию в Москве. Вряд ли он тебя пощадит за смерть своей княгини. Но всё в руках Божьих. Уж если ночью жив остался, может ты ещё и на земле зачем-то предназначен. Так что вывести нас из тверских пределов тебе придётся. Давай, думай: или соглашаешься, или с этого места ты не уйдёшь.

— Согласен, — прохрипел боярин, отвернувшись.

Руки и ноги мы ему развязали. Блеснувшую при этом в глазах боярина надежду Корней погасил, навскидку пустив стрелу в тонюсенький берёзовый пенёк, торчавший шагах в двенадцати от нас. И, конечно, попал.

Тяжело нам далось расставанье с дедом Тимофеем. Скисший старик, долго рассказывал мне поутру как нам лучше выбраться из леса на московский большак, затем троекратно облобызал всех, начиная с Корнея и окончив маленькой Салгар:

— Поезжайте, детушки… Вряд когда свидимся, да вдруг нелёгкая в Торжок кого из вас занесёт, вы уж не забудьте старика, загляните. Аринка моя за бондарем живёт, Станькой его кличут. Да там, в слободе под Торжком, любой его избу покажет!

Караван деда получился не менее внушительным, чем наш: два человека — бобыль с боярином Романом, четыре лошади и корова. Князь Корней дал напутствие боярину. Он отвёл бывшего московского посла в сторонку и, набычась, пошептал ему на ухо. Судя по торопливой готовности, с какой посол кивал, внимая словам собеседника, князь старался не зря. А сказать послу, он, по моей просьбе, должен был о том, что дедушка Тимофей находится под его, князя Корнея Боровского, защитой. Поэтому после того, как дед довезёт боярина до околицы Твери, послу всего-навсего надлежит забыть, как он там очутился. И погони за дедом не слать.

— Пообещать боярину, что я ему ноги выдерну, если козни против деда строить будет? — спросил меня Корней. Я отсоветовал. Слабый здоровьем боярин мог опять впасть в детство.

Салгар, крепко привязавшаяся к бобылю за недели лесной жизни, не смогла удержать слёз при расставании. Она снова покопалась в своем дорожном мешке и подала деду тоненький серебряный браслет:

— Дочке твоей от меня.

— Спаси тебя Бог… У меня-то вам и подарить на память нечего, — вздохнул он, потоптался и неловко полез в седло.

— Прощай, дядя Тима, — сказал я. — Жаль, что мы тебя в это дело втянули…

— Чего уж теперь… Может, и к лучшему всё сложилось. Давно ведь хотел к дочери перебраться, да решиться не мог, пень трухлявый. Ладно, Санька, ты уж за молодью пригляди. Прощай…

Дед тронул коня. За ним потянулся и боярин Роман.

— Роман Кириллович, а ты что не попрощаешься с нами?

Боярин лишь взмахнул рукой.

— Вишь, как переживает, сердечный, — ухмыльнулся Корней, — наверное, к горлу подкатило…

Глава шестнадцатая Близ царя — близ чести, близ царя — близ смерти

Капли дождя пузырили воду в глубоких лужах на деревенской улице. Непогода окончательно остановила наше движение, и мы второй день жили в богатом доме сельского пономаря. Большое село, окружённое полями, по красно-серой глади которых тянуло лёгкой зеленью проклюнувшейся ржи, стояло на уже московской стороне. И после безумной тряски двух дней, что мы провели в сёдлах, опасаясь в любой миг быть настигнутыми погоней, было приятно почувствовать себя в безопасности и покое. Боярина Микулу я замкнул в подклети, и он затих там за бочкой с солёными грибами. Теперь он был лишён всех признаков своего высокого звания, и его роскошный плащ, и богатый парчовый кафтан перешли к Корнею. Надо признать, держался Микула стойко, в мужестве ему было не отказать. А ведь в одночасье потерял всё: богатство, положение, славу. Впереди, у московского князя его ждала неизвестность, возможно, тяжёлая, мучительная смерть. Позади, у князя тверского тоже не пышки с пирогами. Боярин Роман, сомнений нет, выложит всё, что узнал за богатую на неожиданности ночь в капище. И уж как поступит князь Михайло с Микулой, несомненно, одним из главных злоумышленников на жизнь княгини Кончаки, догадаться было нетрудно.

1 ... 36 37 38 39 40 41 42 43 44 ... 52
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?