Итак маршал де Брезе откомандировал во враждебно расположенный город отряд из наёмных банд, этого сброда ничем неустрашимых грабителей, которым Нивелль, несмотря на свою милицию, должен был покориться безусловно и заплатить назначенный выкуп. Эти банды бродяг не имели ни командира, ни главной квартиры. С трудом можно было набрать для них капитанов и младших офицеров, так как никто не хотел командовать разбойниками, преступниками, бежавшими от виселицы, или беглыми солдатами и волонтёрами, для которых уже не было ничего святого. Вследствие чего, когда было нужно для какого-нибудь важного предприятия объединить и заставить действовать сообща несколько из этих банд, их обыкновенно временно отдавали под начальство полковника или генерала, избранного главнокомандующим из числа самых храбрых и любимых подчинённых. И даже это двойное обаяние едва могло сдерживать на время шайки негодяев, непокорность которых возрастала по мере их многочисленности. Нередко случалось, что они восставали не только против своего временного командира, но и против собственных офицеров. Тогда они с остервенением бросались на своих начальников и после общего побоища, в котором доставалось каждому, переходили к неприятелю. Это случалось в опасных экспедициях, когда их посылали одних, не подкрепив несколькими батальонами регулярного войска, и когда командиры слишком строго противодействовали их страсти к грабежу и насилиям. Горе тому полковнику, который, при наложении контрибуции на местечко или деревню помешал бы этим грабителям присвоить себе то, что им вздумается, из собственности жителей, от кошелька до жены и дочери. Горе тому капитану, который не закроет глаза, когда при транспорте собранных припасов конвою обоза придёт охота воспользоваться частью съестных припасов и крепких напитков. Слишком точный и добросовестный блюститель своего долга почти всегда был изрублен на куски. Чем выше он был чином, тем скорее банда решалась на побег. По военному закону весь корпус наёмных банд должен был отвечать за подобное убийство, совершенное одним или несколькими из его членов. Один из десяти осуждён был на смертную казнь; десятого брали или по жребию, или без всякого разбора. Если вся банда оказывала сопротивление, то её приходилось громить картечью.

Итак, маршал де Брезе собрал четыреста человек из наёмных банд и отдал их под команду самого молодого и самого храброго из своих полковников, а тот в свою очередь взял себе в адъютанты двух офицеров своего собственного полка, на которых мог вполне полагаться. Эти четыре роты под начальством полковника овладели без боя Нивеллем вечером того дня, когда Морис и Валентина так ловко избавились от мессира Поликсена Бозона, маркиза де Рюскадора.

При одном свирепом виде этих разбойников, из которых некоторые освещали себе путь дымящимися факелами, городская милиция сознала себя побеждённою. Она сочла сопротивление бесполезным и благоразумно скрылась по большой части в погребах.

Вполне овладев маленьким городком, отъявленные злодеи, однако, вели себя со скромностью странствующих рыцарей. Они не подожгли ни одной лачуги, чтобы потешить себя фейерверком. Не раздалось ни одного крика несчастных жертв, ограбленных или безжалостно умерщвлённых в их собственных домах. Даже занятие города производилось в самом строгом порядке, отдельными отрядами, под бдительным надзором офицеров и по их указанию. Заняты были дома только самых богатых из жителей Нивелля.

Как скоро успех экспедиции был упрочен, командир отряда отправился к бургомистру и сказал ему следующее:

— Мэтр, французская армия нуждается в сукне, пиве, водке и муке. Вы дадите мне список богатых фабрикантов этого города с подробным означением состояния каждого. Соразмерно с ним я наложу на них контрибуцию товаром. Сверх того, чтобы придать моей военной контрибуции возможную справедливость, я должен получить от вас и список жителей, состояние которых равняется или превышает богатство суконных фабрикантов, пивоваров, заводчиков и торговцев хлебом. С них я возьму контрибуцию деньгами. Мне жаль, что я должен поступать таким образом с Нивеллем; но зачем же его жители пренебрегают французскими экю и предпочитают им испанские пиастры?

На требование полковника бургомистр, вероятно, не мог ответить отказом, потому что менее чем за полчаса он составил ему оба списка по ежегодному сбору податей. Кроме того, градоначальник ещё должен был дать по одному проводнику на каждый отряд «для того чтобы не произошло недоразумения или ошибки относительно лиц, подлежащих контрибуции, соразмерной их средствам», сказал командир французского войска. Благороднее нельзя было поступать в завоёванной стране. Это придало бургомистру смелости просить у великодушного неприятеля защиты и покровительства для знаменитого Нивелльского аббатства канонисс, которое должно было возбуждать алчность его солдат. Немедля полковник приказал двум офицерам своего полка, которых взял к себе в адъютанты, выбрать людей несколько понадёжнее, тотчас поставить их на караул перед монастырём и наблюдать за тем, чтобы они оберегали его до выступления всего отряда из Нивелля. Со своей стороны, он отправился на главную площадь города, на противоположном его краю, чтобы там иметь надзор за отрядами, которые собирали контрибуцию и доставляли её туда. Таким образом он мог наблюдать за тем, чтобы никакого обмана, никакой покражи не запятнало назначенный им набор. В его присутствии грузили на телеги, которые также им были вытребованы, бочки с пивом и с вином, кипы сукна и мешки с мукой. А деньги тщательно складывались в большой кованый сундук с потайной пружиной, который одолжил победителям бургомистр. Поставив правую ногу на край сундука, полковник стоял возле него, и если один гульден нечаянно падал мимо, его с примерною честностью бросали тотчас же в сундук. Ни одной бочки с крепкими напитками не было просверлено тайком. От бесчисленного множества кусков сукна не было украдкой оторвано даже и на куртку. А между тем одному Богу было известно, какие горькие пьяницы, какие неисправимые воры составляли большинство этих людей, которые вели себя, как самые честные носильщики, может быть, единственный раз в своей жизни. Волки, превращённые в сторожевых собак! Под этим крылась тайна, разгадку которой мы можем узнать, если пойдём к караулу, служащему охраною монастыря канонисс.

Здание аббатства с узкими окнами, снабжёнными железными решётками, выходило воротами коваными железом на конец улицы неподалёку от въезда в город со стороны Динана. Два начальника караула расположились в домике привратника, стоявшем против самого аббатства по другую сторону улицы. В окошечко с разбитыми стёклами они могли наблюдать и за монастырём и за своими солдатами, составлявшими группу около тридцати человек вокруг огня, разведённого из старых досок в сухом рву. В безлунную ночь, холодную и сырую, пылающий костёр был двойным утешением.

Двое часовых с мушкетами на плечах стояли неподвижно по обеим сторонам плотно запертых ворот монастыря канонисс. Солдаты, стоявшие у огня, курили, извергая дым подобно Везувию, и поглощали подобно сыпучему песку крепкое пиво из огромного, вскрытого с одного края бочонка.

Сидя за столом, два офицера молча играли в кости и пили вино. Тот, который был постарше или, вернее, моложе, чем его товарищ, принадлежал к усердным поклонникам Вакха; это было очевидно из того, как он осушал свой стакан, тогда как его собрат едва прикасался губами к своему.