доверия, но то, что Альфи просит меня сделать, невозможно. Даже если бы я освоила трансмутацию, – а я явно её не освоила, – вокруг нас сотни лягушек, и большинство из них – люди, которых я никогда не встречала раньше. Как я могу вернуть им их прежний облик, если не знаю, кто они?

– Альфи… – я качаю головой, – Это не так просто. Помнишь катастрофу с жуком-посланником? Или как я пыталась превратить Горгомота в лягушку? Я каждый раз всё запарывала.

– Это да, – вмешивается в разговор Брюс. – И знаешь почему?

Я хмурюсь. Что он хочет услышать от меня? Что я никакая по части трансмутаций? Что мне не хватает терпения и сосредоточенности, как утверждает дедушка? Что мне нужно провести ещё сто лет, медитируя на цветке?

В конце концов, мой выбор падает на вредное «Нет».

Брюс шумно вздыхает. Для меня в этом вздохе звучит вот что: «кто-то забывает первое правило магии».

Альфи с серьёзным видом кивает, словно знает, о чём говорит Брюс.

– Истинная магия исходит из сердца.

– Совершенно верно, – поддакивает Брюс.

Я смотрю на него.

– Вы серьёзно? Истинная магия исходит из сердца? Это всё, что вы можете сказать?

Потому что это я как раз знаю. Дедушка говорил это миллион раз. Но как это должно помочь мне вернуть сотне безымянных лягушек их истинный облик?

– У тебя доброе сердце, Ученица, – вкрадчиво говорит Брюс. Глазные впадины старого черепа мерцают мягким, золотистым светом. – Ты никогда не превратишь человека в лягушку из злого умысла.

Что-что?

Я растерянно разеваю рот.

– Брюс прав, – говорит Альфи. – На мой взгляд, превратить человека в лягушку – это в духе Горгомота. – Он улыбается. – Это не в духе Уэнсдей.

Я медленно киваю.

– Но превратить кого-то обратно…

Улыбка Aльфи становится шире.

– Это в духе Уэнсдей.

Брюс улыбается и стучит зубами.

– Спой, сестрица.

Это в духе Уэнсдей? Хм. Мне нравится, как это звучит.

– Отлично, – говорю я. – Дедушка – первый.

Альфи оглядывает всех лягушек.

– Но которая из них – твой дедушка?

Я указываю на маленькую лягушку, сидящую у меня на ноге.

– Эта.

Альфи смотрит на лягушку.

– Ты уверена?

Лягушка смотрит на него, а затем укоризненно квакает.

– Я уверена. – Я вручаю Альфи Корону Судьбы и наклоняюсь. Лягушка тотчас прыгает мне в руку. Её кожа прохладная и влажная, перепончатые лапки мягко и нежно держат мой палец.

Я несу лягушку вверх по лестнице, сажаю её на свободное место перед хрустальным троном королевы и сама сажусь перед ней. Закрываю глаза и набираю полную грудь воздуха. Магия рядом, она окружает меня со всех сторон, прохладная и умиротворяющая. Какое-то время я просто даю ей обтекать меня.

Затем я думаю о дедушке.

Я представляю себе его лицо. Пронзительные глаза. Лохматые брови. Аккуратно подстриженную бороду, тёмные волосы с проседью на висках.

Я вижу, как он сидит в своём потёртом старом кресле и потягивает дымящийся чай из звездоцвета. На носу – очки для чтения, на коленях – гримуар в кожаном переплёте.

Авраам Мордехай Уикс. Защитник Царств, чародей и потомок чародеев.

Строгий, но добрый. Мудрый, но рассеянный.

Носитель кольца. Владелец меча. Учитель.

Мой дедушка.

Я улыбаюсь. А потом открываю глаза и высвобождаю магию.

– Трансмутируйся!

Магия вытекает из меня сияющим голубым облаком. Оно кружится вокруг маленькой лягушки и бережно поднимает её в воздух. На мгновение лягушка, медленно вращаясь, парит в облаке магии, а потом начинает меняться.

На этот раз трансмутация протекает иначе. Никакого вздутия, разбухания, болезненного удлинения костей или растущих клоками волос. Лишь плавный, тихий переход от одной формы к другой.

Через несколько секунд всё кончено. Магия испаряется, а передо мной стоит мой дедушка – высокий, худощавый, в своей любимой серой мантии.

Он улыбается мне.

– Уэнсдей?

– Дедушка! – У меня сжимается горло, к глазам подкатывают слёзы. Я бросаюсь вперёд и крепко обнимаю его. Шерстяная мантия царапает мне щёку, от неё слегка пахнет сардинами и мылом.

Дедушка обнимает меня в ответ.

– Молодец, Уэнсдей, – шепчет он. – Действительно, молодец.

Дедушка с серьёзным лицом оглядывает тронный зал. Его тёмные глаза скользят по разрушенным стенам, обожжённой и сломанной мебели, несчастным лягушкам, пурпурным пятнам на нашей школьной форме и некогда белом черепе Брюса.

– Что ж, я вижу, вам троим есть что рассказать. Но сначала мы должны вернуть королеве и этим бедолагам их прежний облик.

Он показывает на лягушек.

– Уэнсдей, будь любезна, окажи любезность…

– Кто, я? – у меня снова перехватывает горло. – Вряд ли у меня получится.

– Вздор! – бодро говорит дедушка. – Ты ведь только что сделала это со мной!

– Да, – говорю я. – Но это было другое.

– Почему же?

– Потому что это был ты, – говорю я. Как ещё мне объяснить? – Я знаю тебя, дедушка. Я могу представить твою внешность. – Я беспомощно указываю на других лягушек, – А с ними я не знакома.

Дедушка кивает.

– Верно подмечено. В конце концов, визуализация – это ключ к успешной трансмутации. И всё же я не понимаю, в чём трудность.

Ну-ну. Он не видит трудностей.

Это я к тому, как я могу представить себе…

Дедушка улыбается.

– В конце концов, у тебя есть Камень Видения.

Я смотрю на корону в руках Альфи. На ней алмаз размером с бейсбольный мяч, который переливается, как шар матового звёздного света.

Камень Видения.

– Динь-динь-динь! – услужливо подаёт голос Брюс. – У нас есть победитель.

Глаза дедушки лукаво сверкают.

– И, если я не ошибаюсь, – говорит он, – он к тебе неравнодушен.

Альфи улыбается от уха до уха.

– Вы правы, сэр. Он от неё без ума. – Он передаёт мне корону. – Давай, Уэнсдей.

Я смотрю на дедушку. Тот серьёзно кивает мне.

Я закрываю глаза и надеваю корону.

Ничего не происходит. Ни видений, ни прилива магии. И всё же…

Я что-то чувствую. Ощущение слабое, но оно есть – слабое ощущение, исходящее от Камня Видения, похожее на нежное тепло на моём лице. Этакое нетерпеливое ожидание. Как будто…

Как будто камень чего-то ждёт.

Я открываю глаза.

Все лягушки в комнате смотрят на меня. Одна за другой они начинают квакать, и вскоре зал наполняется жалобным хором лягушачьих голосов.

– Помоги мне вернуть им их прежний облик, – шепчу я.

Волны магии пронизывают меня. Камень Видения вспыхивает, как Сверхновая, заливая комнату чистым белым светом.

Альфи отшатывается, прикрывая глаза, но дедушка не отводит взгляд. Он смотрит прямо на меня. Я вижу на его лице тихую гордость, и моё сердце замирает в груди.

Лягушки постепенно умолкают и сидят, мигая от света. А потом один за другим над каждой лягушкой в воздухе появляются туманные