Выхожу из комнатухи донельзя довольный. Ботинок язвительно намекает на утиный манок. Но продавец, кивает, мол, так и надо. А после того как чек выбит – прицеливается в меня сквозь мой новый мундштук. И вид у серьёзного продавца теперь лихой и придуристый.

– Well.… Ещё кофр – Ботинок спохватывается.

Ах да, ведь точно – кофр ещё.

Какой же?

– С ушами, – показываю на собственные уши я.

Ботинок удивлён, но продавец всё понимает. Он берет кофр и показывает, как нужно промять его, чтобы Олдс Амбассадор влез в него, не сплющив защиту нижнего си-бемоля

– И ещё один кофр пожалуйста. – бью наотмашь я

– Для кого? – Ботинок решил сегодня не удивляться.

Отступать некуда.

– Для дяди Саши, – бурчу я.

– Для какого дяди Саши, старик? – брови Ботинка поднимаются кверху домиком..

– Который умер. – И, предупреждая следующий вопрос, добавляю, – Чтобы дядю Сашу в том кофре похоронить.

Ботинок, еле заметно проводит рукой от лба в пах, меняется в лице и поспешно расплачивается. За кофр. Но за один. И вдобавок пытается украдкой померить мою температуру.

Правда, второй кофр мне и так достаётся – в подарок от продавца. Продавец доброжелательно хлопает меня по плечу. Он покорён моим желанием стрелять из саксофона как из пушки.

На прощание я машу ему рукой. А в ответ мне ставят музыку Чарли Паркера.

Знал бы продавец, что во втором кофре я собираюсь похоронить того, кто держал на себе своим блеянием весь Ленконцерт, небось, подарил бы мне этот мундштук совершенно бесплатно!

Выбравшись на улицу, я понимаю, что это мой последний шанс прогуляться с Ботинком без постоянно придирающейся ко мне Мопси. Возможно и в Петербурге такой возможности больше не подвернётся…

– Я бы, пожалуй, выпил где нибудь чаю, – с большим воодушевлением шепчу я

Но Ботинок бурчит в ответ, что в Хельсинки был пару раз и не помнит здесь ровным счётом ничего – так что в провожатого не годится. Кроме того, ему нужны фильтры для кофейного автомата. И ещё самая мощная в мире флешка чуть ли не на тысячу гигабайт, которую только здесь и выпускают. Потому что, если он вернётся домой без флешки, то на работу он может больше не выходить. И, вдобавок, ещё несколько заказов у него есть, о которых Мопсе лучше не рассказывать. В общем он намеревается только в Стокманн.

«Ладно», – думаю я мобескураженно. Боится что ли, что я Мопсе расскажу? Так я ведь и один могу прогуляться. Тоже что-нибудь придумать могу. Ужасное, чтобы потом попросить не рассказывать!

– Не позже двенадцати ночи, старик! – Ботинок объясняет мне, как добраться до отеля Скандик и использовать кодовый номер вместо ключа.

А я и не против. Загружаю в машину три кофра – новый, старый и тот в котором собираюсь похоронить козла. Чувствую облегчение. Похороню Козла, и будет всё хорошо!

Засовываю руки в карманы, надвигаю кепку на глаза и отправляюсь гулять. Это прекрасное ощущение – когда за твоей спиной никого нет. Самое лучшее в мире ощущение. Я даже перестаю считать на герметично закрытый квадрат, так, как всегда считал на прогуке – раз-два-три-четыре. А перестав считать до четырех, мне кажется, что можно больше не продолжать этим заниматься. Зачем? Я всегда подозревал, что дело тут вовсе не в счёте. Дело, скорее в том, как этот счёт в голове перехитрить.

Сфера…

Да, теперь я самая настоящая сфера, а не квадрат. Гуляю один и радуюсь так, словно передо мной расстилается не Хельсинки, а экзотический Занзибар или Ибица. Радуюсь совершенно новому для себя ощущению – не считать. Радуюсь тому, что я, наконец, понял, что значит сфера.

Начинаю, как рекомендует путеводитель, с вокзала.

Это очень суровый вокзал с тяжёлыми дубовыми дверьми устремлёнными вверх. Я пробегаю его насквозь и случайно сбиваю туристов из Индонезии. Флаг с баньянами, бататами и птицей- гарудой на шильдике. Помню такой. Интересовался когда-то геральдикой… замечательный флаг!

Осматриваю выставленые за стеклом кафетерия бутерброды. Тоже понравилось.

Потом выбегаю и замираю перед скульптурами. То, что они похожи на сцену из «Властелина Колец» мне по барабану. Больше удивляет то, что лица у тех, кто тусуется на вокзале практически идентичны статуям. Да, статуи на вокзале немного похожи на викингов. Но без бород. Это ведь очень практично – викинг без бороды, вы не находите? И страшновато вдруг как-то становится. Как будто ты только что узнал, что твой родственник безбородый, который только что пил с тобой чай – древний викинг

Ритм во мне, как сердце пульсирует. Сам по себе – чучух-чучух. Я засовываю в рот целую горсть сальмиака. Действительно – самая настоящая кошачья моча. Но всё равно нравится.

– Потерялся? – голос , кажется, исходил из урны, доверху забросанной коробочками для еды

– Нет, – машу рукой я

Никто меня, впрочем, не спрашивал.

Просто померещилось. Здесь все так орут, что померещится может всё что угодно. Люди орут, черные, белые, а теперь ещё и чайки, устроившие бойню из-за недоеденного картофеля фри, к ним добавились. Так что расслышать в этом балагане русское «Потерялся?» нормально. Всё равно, что услышать в Уппсальском концерте Долфи про русского Тёмыча.

Я сижу на стальной перекладине перед Хесбургером. Вроде и в одиночестве, а вроде и нет. Передо мной толпа народу. Каждый кричит о своём, оттого здесь шумно, но в принципе довольно уютно. Время, впрочем, поджимает. На вокзальных часах без пяти три. Разумеется, ночи. Поэтому большая часть народу не столько тусуется перед Хесбургером, сколько давится в очереди на такси.

Я выуживаю из ржаного бургера рыжий волос и с отвращением отправляю его в картонный сугроб, который вырос на месте мусорной урны. Подумав, я выкидываю туда же и бургер. На моей куртке куча Мопсиных волос. И, наверное, поэтому все на меня смотрят. Впрочем, если женские волосы на куртке говорят о том, что ты крутой тип, то мне всё равно. Пускай смотрят.

На часах уже почти четыре утра.

До отъезда домой не хочется возвращаться.

Моё настроение падает.

Чтобы настроение поднялось, надо подумать о книжках, музыке или хороших людях.

Думаю ли я в этой связи об отце?

Нет.

Я думаю о том, купил ли он свою флешку на тысячу гигабайт. Потом встаю и, покачиваясь от съеденных гамбургеров, отправляюсь гулять дальше.

Оставшуюся дорогу до дома со мной никто не разговаривает. Ни Мопся, ни Ботинок. Они даже не смотрят в мою сторону – и так все шесть с половиной часов пути и полтора часа на сборы до дому.

Всё так, как мне и хотелось. Но уж очень это хитрое орудие – не разговаривать между собой. Приходится выбрасывать вперёд руку вместо того чтобы сказать нет и задумчиво рассматривать углы, боясь открыть рот, чтобы случайно не дать положительного ответа. Мне не нравится. Но что тут поделаешь, скандал.