Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На что же были потрачены такие деньги?
– На женские наряды и украшения, – вмешался Идоменей, – ещё на празднества и дорогие вина.
Идоменей сделал знак Кодру удалиться. Когда управляющий ушёл, мужчина поднялся с кресла и подошёл к открытому окну. Агафокл тоже встал и принялся метаться по комнате, то и дело спотыкаясь о разбросанные на полу вещи.
– Дядюшка! – чуть не плача сказал он, – я не знаю, как… это всё она… эта рыжая ведьма, она околдовала меня!
– Полно, Агафокл! Отчего других мужчин никто не околдовывает? Разве они не пьют вина и не любят женщин?
Молодой человек не смог ничего возразить.
– Сделанного не вернёшь, теперь нужно думать, как ты будешь отдавать долг Евномию.
– Надеюсь, ты мне поможешь, дядюшка?
– Боюсь, что нет, племянничек. Сумма слишком велика, а у меня сейчас нет свободных средств.
– Что же делать? – растерялся Агафокл.
– Ты можешь что-нибудь продать. Например, часть своих земель.
– Землю?! – с ужасом вскричал молодой человек, – Нет! Нет! Вы что-то не то говорите, дядюшка. Землю продавать нельзя! Мне кто-то это объяснял, но я не помню, кто…
А вот Идоменей отлично помнил, чьи это были слова, что продать свою землю то же самое, что продать свою мать. Так говорил дед Агафокла, отец Федры и, видимо, молодой человек слышал это изречение из уст своей тётушки. Мужчина вздохнул, вспоминая своего покойного тестя – умного, рачительного, трудолюбивого хозяина, пользовавшегося огромным авторитетом в городе. Когда-то Идоменей начинал у него управляющим… Сейчас мужчина представлял, как седовласый Макарий с укором и печалью смотрит из загробного царства на своего бестолкового внука.
– Дядюшка! – взмолился Агафокл, – неужели никак нельзя обойтись без продажи земель? Может быть…, – он обвёл рукой комнату, – отдать Евномию всё это? Мне не нужны все эти безделушки.
Идоменей вернулся в своё кресло и сказал:
– Сядь, Агафокл, и выслушай меня. Боюсь, что тебе не поможет ни продажа земель, ни каких-либо вещей. Знаешь ли ты, что тебя считают охульником, попирающим наших богов? Что есть свидетели, которые видели, как ты приносил жертвы скифским богам и обращался к ним с молитвой, как энарей в лоскутном одеянии прыгал и плясал среди твоих гостей? Послезавтра в Совете будут голосовать на черепках, и тебя, скорее всего, приговорят к изгнанию. На время изгнания ты будешь лишён прав на всё своё имущество.
Агафокл молчал, потрясённый словами Идоменея. Он как рыба, выброшенная на берег, открывал и закрывал рот, пытаясь набрать в лёгкие воздух, глаза молодого человека от страха тоже сделались по-рыбьи круглыми.
– Дядюшка, клянусь, всё это наговор! Не было никакого энарея, это всё актёры, они разыграли перед нами свой спектакль.
– Отлично! – с сарказмом произнёс Идоменей, – вот об этом ты и расскажешь на Совете.
– И они мне поверят? – с надеждой спросил юноша.
– Не знаю.
– Но куда? Куда же я тогда пойду, если меня прогонят из города и не позволят пользоваться домом в поместье? Мне тогда остаётся броситься к ногам моей тётушки и просить, чтобы она приютила меня в Тритейлионе. Надеюсь ты, дядюшка, будешь не против? Но Идоменей был против:
– Выслушай меня, Агафокл. Выслушай меняя внимательно и запомни, если ты посмеешь вмешать в эти дела мою супругу, то я умою руки. Никакой помощи от меня не жди! В своём ли ты уме? Что ты ответишь ей на вопрос о причине твоего изгнания? Что ты распутничал в доме, где прошло её детство? Что ты транжирил деньги на девиц? Может быть ты поведаешь, набожной своей тётушке, в чём тебя обвиняет Совет? – переведя дыхание Идоменей продолжил, – Знай! Если ты сейчас не пообещаешь мне молчать перед Федрой, то, клянусь богами, я сам нацарапаю твоё имя на черепке!
Небольших размеров корабль покачивался у деревянного причала, через некоторое время он должен был отплыть в Гермонассу с заходом по пути в Керкинитиду, Феодосию и Нимфей. Навигация через Эвксинсий понт закончилась, но некоторые смельчаки ходили вдоль побережья Таврики до самых льдов. Среди пассажиров выделялась своей богатой одеждой и драгоценностями рыжеволосая молодая женщина с небольшим сундучком в руках. Дорогое платье, словно его владелица собралась не в дорогу, а на торжество, контрастировало со скромной одеждой остальных пассажиров и членов команды. Моряки, угадав в ней гетеру, бросали на девушку красноречивые взгляды и пытались заговорить с её рабыней. Но пассажирки не обращали внимания на заигрывания мужчин. Лицо нарядной женщины было бледным и уставшим, но глаза, слегка припухшие от слёз, смотрели твёрдо и решительно. Голова её была повёрнута в сторону города, но во взгляде не было надежды, только одна тоска.
– Госпожа, давайте присядем, когда корабль тронется, мы можем не удержаться на ногах.
Пирра послушно села, ей было всё равно, стоять… сидеть…Она даже не знала, куда плывёт этот корабль. Вчера, как только этот проклятый Идоменей ушёл, она послала рабыню в казармы, приказав узнать, куда уехал её меднокудрый любовник. Рабыня вернулась ни с чем. Проплакав всю ночь, к утру Пирра начала собирать свои вещи, а потом бросила всё, решила – возьмёт с собой только сундучок с монетами и украшениями. Как рабыня ни уговаривала, узлы с тряпьём она вязать не стала и ей не позволила. Пусть всё останется хозяевам дома. Вот обрадуются! Хитон из драгоценного виссона, шёлковая накидка, на щиколотках и запястьях звенящие браслеты. Золотой обруч сдавил виски, тяжёлое ожерелье натирает шею, но ничего, осталось недолго терпеть, только бы хватило решимости! Прижала покрепче к груди сундучок – подарок морскому старцу, пусть в обмен на него сделает её нереидой, и однажды, в тихую лунную ночь она оседлает волну, и волна понесёт её к городу, в котором она так недолго была счастлива. Тогда поймёт он, её меднокудрый, что не сбежала она с очередным любовником, что осталась ему верна, как обещала. Матрос снял верёвочную петлю с причальной тумбы и перекинул канат на корабль. Пирра закрыла глаза, лучше не смотреть, дождаться, когда судно отплывёт подальше от берега, потом ей нужно будет сделать всего лишь шаг и драгоценный груз быстро утянет её на дно. Корабль резко дёрнулся и накренился, все кто стояли в это время на ногах попадали, пассажиры испуганно переглядывались – неужели наскочили на подводную скалу? Но Пирра сразу увидела две руки крепко схватившиеся за борт корабля и кудлатую медную голову. Капитан закричал: «Помогите ему кто-нибудь, иначе он опрокинет мой корабль!» Двое матросов втянули мужчину на палубу. Пирра вскочила, сундучок с грохотом выпал из её рук.
Волны тихо плескались у его ног, они почти подбирались к камню, на котором он сидел, но, не успев коснуться кончиков сапог мужчины, откатывали назад. Укромная бухточка, прикрытая со стороны города невысокой скалой, в тёплое время года пользовалась большой популярностью у местной молодёжи. Здесь назначались свидания, устраивались интимные пирушки, здесь купались нагими под луной, а затем воздавали почести и приносили жертвы пеннорожденной богине любви. В похожей бухточке и он когда-то в далёкой юности встречался с податливыми девицами, в их жарких объятиях познавая первую радость, если не любви, то плоти. Сегодня, в этот прохладный осенний вечер, берег моря был пуст и подходил больше на для любовных свиданий, а для тайных встреч.