За спиной мужчины послышался шорох обсыпающейся, под чьими-то ногами, гальки, он поднялся с камня, чтобы приветствовать пришедшего, но тот его опередил:

– Здравствуй, Идоменей! Прошу, не называй меня по имени.

– Здравствуй…, – Идоменей запнулся, – как же мне тебя звать?

– Никак, – ответил мужчина.

– Ты даже не позволишь звать тебя другом?

– И другом не надо, ведь ты пригласил меня сюда не как друга, иначе ты пришёл бы открыто ко мне домой, – ровным голосом ответил мужчина.

Идоменей был несколько смущён таким обращением человека, с которым был с юности дружен, избороздил много морей, пережил много приключений. Много лет назад их пути разошлись, тогда Идоменей окончательно сделал выбор в пользу торгового ремесла, а его же собеседник предпочёл политическую стезю. Разглядывая умное спокойное лицо и скромную одежду своего товарища, Идоменей понимал почему, в Прекрасной Гавани его прозвали Совестью полиса. Его друг никогда не брал взяток, никогда не потворствовал знатным и богатым, ни друзья, ни родственники не могли рассчитывать на его покровительство, если он видел, что они не правы. Несмотря на то, что этот мужчина давно не занимал никаких официальных должностей, его слово во многих спорах было решающим, ибо он был кумиром бедноты, которая, как известно, может долго терпеть гнёт власть имущих, но бывает, что чернь вдруг вскипает от очередной несправедливости, и её стихийный протест набирает силу шторма, который одним мощным набегом смывает в бездну самые крепкие политические конструкции.

– Что ж, – немного подумав сказал Идоменей, – раз ты не разрешаешь ни произносить твоего имени, ни называть тебя другом, я буду звать тебя Астреидом, ведь на алтарь этой богини ты приносишь плоды своего труда.

Губы того, кого Идоменей назвал сыном богини справедливости – Астреи слегка дрогнули в улыбке:

– Узнаю тебя, Идоменей, ты всегда найдёшь способ выкрутится из любой ситуации.

Но тут же лицо мужчины вновь сделалось строгим:

– Я знаю, зачем ты позвал меня, Идоменей. Племянника твоей жены обвиняют в серьёзном преступлении, сомневаюсь, что я чем-нибудь смогу помочь. Ты ведь знаешь, мы, эллины, всегда со снисходительностью относились к чужим богам. Любой иноверец, проживающий в нашем городе, мог спокойно ставит алтари и воздавать почести своим божествам. Более того, чужаки, наблюдая за тем, как свободны мы перед нашими богами, как славим их в наших храмах, меняли своё вероисповедание и приходили в лоно нашей религии. Теперь всё изменилось, Идоменей, и ты не можешь об этом не знать. После того, как один тщеславный царь объявил себя божеством и потребовал ставить статуи со своим изображением в храмах, древние традиции пошатнулись. Появились последователи македонского безумца, которые считают, что имеют право сидеть за одним столом с олимпийцами. К чему всё это привело? Над нашими богами стали смеяться! И я тебе скажу так, Идоменей, вера, над которой смеются, падёт! Уже сейчас некоторые наши единоверцы посматривают в сторону чужеземных богов, считая их более сильными. Здесь, в Таврике, на краю Ойкумены, мы в большой опасности. Редкая россыпь эллинских городов у самой кромки моря, а за нашей спиной – тёмный варварский мир со своими колдунами, шаманами и энареями, если мы дадим им хоть малейшую лазейку, они нас проглотят. Подумай ещё вот о чём, более половины жителей полиса не являются чистокровными эллинами. Первым переселенцам, а это, в основном, были мужчины во цвете лет, для продолжения рода приходилось вступать в брак с женщинами из местных племён. Все эти полукровки, а также их потомки, несмотря на то, что получили эллинское воспитание, являются потенциальными вероотступниками. Мы не смогли сохранить в чистоте свою кровь, поэтому должны сохранить хотя бы веру. Теперь скажи мне, Идоменей, как мы должны смотреть на то, что какой-то беспутный мальчишка, являющимся эллином по крови, собирает в своём доме гостей и устраивает там праздник в честь скифских богов?

– Он должен понести наказание, – согласился Идоменей, – только… пусть понесут наказание, и те, кто был с ним рядом, кто наблюдал, участвовал и не остановил это бесчинство. Я знаю, там были сыновья из многих знатных семей.

– Слабое оправдание, Идоменей. Гости могли не знать, что их ожидает, а потом не разобраться во хмелю.

– Также Агафокл уверяет, что на той пирушке не было никаких скифских колдунов, это были переодетые актёры их можно найти и допросить.

– И наказать за то, что согласились разыграть это гнусное представление, – докончил поборник справедливости.

Мужчины замолчали. Море потемнело, блестящий диск солнца уже коснулся одним краем кромки воды. Блеклая луна, смотрела вниз своим подслеповатым глазом, готовясь заступить на ночную вахту. Идоменей тихо сказал:

– Я выслушал тебя, поборник справедливости, послушай и ты меня. Агафоклу не избежать наказания, я лишь прошу позволить мне самому воздать ему по заслугам. Я обещал своему тестю, когда он лежал на смертном одре, позаботиться о сироте. Что я и делал все эти годы по мере своих скромных сил. Я надеялся, когда племянник подрастёт, то станет моим помощником, как я когда-то был помощником его деда. Я пытался узнать его наклонности, чтобы вовремя направить его в нужное русло. Проявил бы он себя в торговле или земледелии, заинтересовался ратным делом или направил свои стопы, как ты, в политику, везде он нашёл бы поддержку от меня. Но я напрасно ждал, увы, так бывает! Боги наделили этого молодчика непостоянным и слабым характером, он совсем не похож ни на своего отца, ни, тем более, на своего деда. После совершеннолетия он получил доступ к своему наследству, и скоро я понял, что Агафокл, не способен не только приумножить, но даже сохранить своё состояние. Боясь, что его оберут ростовщики, мне пришлось договориться с трапезитом Евномием, чтобы он ссужал ему мои деньги. Конечно, с течением времени я восстанавливаю свой урон, но для меня это невыгодная операция. Поэтому, мой дорогой Астреид, я к племяннику никакого сочувствия не испытываю, и моё наказание, возможно, будет суровее вашего.

– Верю всему, что ты мне сказал сейчас, Идоменей, и догадываюсь, почему так. Тебя волнует не твой племянник, а его земли и те деньги, что он вложил в твою торговлю.

– Так и есть, – не смущаясь подтвердил торговец, – будет несправедливо, если состояние Агафокла, накопленные его предками, окажется неизвестно у кого.

– Ты согласился, если бы всё осталось в твоих руках, а племянника твоего изгнали?

– Не знаю, – честно ответил Идоменей, подумав о Федре.

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– Агафокл сейчас напуган предстоящим судом, оттого согласен на всё. Я хочу отправить его в Ольвию, один мой друг имеет в окрестностях города большое хозяйство, думаю, он согласится принять у себя Агафокла. Племяннику будет запрещено покидать поместье до срока. Мой друг одинок, у него суровый нрав, поэтому возможностей для развлечений у этого шалопая там не будет, вместо этого его научат всем премудростям земледелия. Так что это наказание будет не менее суровым, чем собирается вынести ему суд.