порядке построил нас и повёл на улицу. Мы шли минут 20 и пришли в поле. Стало как-то не по себе, знаешь, к тому же я продрог от сквозного ветра. На мне из теплого был бушлат и шапка-ушанка, брюки летние, под ними трико, а на ногах летняя обувь, потому что другой не было. Теплые носки вообще никак не спасали. Вот мы втроем там и прониклись всей прелестью армии. Там уже было несколько ребят, они тянули тент в разные стороны. Как оказалось, это была будущая палатка. Время уже было почти полночь, и меня возмущало, когда же нас заберут. Я откровенно не чую конечностей, снег по колено, ветер завывает. Так продолжалось бесконечно долго, а за нами так никто и не шел. И тут время два часа ночи, приходит какое-то тело с чайником и пакетом в руках. Нас собрали вновь якобы на перекус. Почти убитые, в попытке как-то согреться мы стояли с кружками в ряд. Все это по-прежнему происходит на улице. Палатка на 30 человек собрана только наполовину. И вот. Мы стоим в ряд, он подошел к первому, вынул что-то белое из пакета и дал ему в перчатку, тот засунул это в рот. Подставил стакан, а пришедший наклонил чайник, из чайника ничего не потекло. Как дальше выяснилось, чай замерз и превратился в лед, пока он шел. Ответственный отметелил его и в итоге мы получили то, что белое оказалось салом. Им хоть гвозди забивай. Этот кусочек был ледяной, сначала он долго не таял, а потом еще и не жевался. После этого мы проработали еще два часа и, наконец, в четыре утра нас отвели в располагу. Я рухнул на кровать прямо в вещах, изнеможденный и почти обезвоженный. Через два часа нас подняли по тревоге, мне по-прежнему холодно, казалось, что сейчас сдохну. Дойдя до столовой, я еле стоял у входа, а потом в очереди. Но благо там было душно и я бысто начал приходить в себя, а после того, как поел, и вовсе ожил. К нам опять подошел тот сопляк и сказал, что после завтрака поведет нас собирать палатку. Я был в шоке от такой тирании. Как он к обещал, мы пошли на палатки, но нас по пути остановил полковник, у самого лазарета, и поинтересовался у того, куда он нас ведет. Услышав достоверный ответ, он буквально получил по шапке, наорал на него и на нас, что мы не бережем себя, а потом он бегом отправил нас переодеваться. Я был рад, что тому влетело. Но лучше стало не на много. Мы оделись чуть теплее, и после этого почти так же нон-стоп собирали эту гребанную палатку еще два дня. Вот и все, а потом вроде постепенно становилось лучше.

Евгения начала жалеть меня так, будто это было вчера, но в самом деле я это сейчас помню, как старый сон. Но все же мурашки так и бегают, всякий раз вспоминая это…

Очередная наша встреча, мое сердце бьется, как отбойный молоток. Стоило услышать ее заплаканный голос, и я уже собран через 2 минуты и жду ее на улице. Я готов уже сорваться и побежать к ней, выяснить, в чем дело и порвать обидчика на куски. Во двор вступают огни машины, а через секунды появляется и сама машина. Стоило только показаться ей из-за дома, и я тут же тронулся с места. Усевшись на пассажирское сиденье, я не успел сказать ни слова, она сразу бросилась плакать мне на грудь. От своей беспомощности я зверею, хочется разорвать первого встречного. Внутри все кипит. Мне пришлось долго ее успокаивать и вытягивать из нее, кто посмел обидеть. Дело оказалось в семейной ссоре. Вот, черт! Каким бы я мощным не был, в этом я бессилен. От ее слез мне разрывает грудь, а в душе поселился маньяк. Моя маленькая беззащитная, хрупкая девочка. Такая утонченная особа, мне так хочется ей помочь, но я не в силах. Как можно обидеть такую добрую и отзывчивую – в голове не укладывается. Настроение осталось скверное, но уже поздно, и ей нужно домой.

И первое, что я сделал, это написал стих, чтоб хоть как-то скинуть с себя эту энергию.

Слова «люблю» я слышу часто

И часто говорю в ответ.

И, кажется, я вправду счастлив,

Мне радостно встречать рассвет.

Мне нравится твоя улыбка,

А родинки с ума свели,

И описать мне не под силу

О том, как сердце без тебя стучит.

Одно прошу: не плачь, родная!

Ведь это лезвие ножа

Всю душу рвет, когда я знаю,

Что где-то там грустишь одна.

Не плачь, родная!

Не рви мне душу!

Мир не достоин твоих слез,

Ты улыбнись, прогнав все смуты,

Мы вместе все переживем.

Я долго писал и чуть не уснул, пока сочинял. И все же я смог дописать и отправить ей. Она любит стихи, думаю, ей это поможет, пусть это будет ее таблеткой. Ответа я не дождался, так и уснул в вещах и с телефоном в руке.

***

Мне кажется, я так еще никогда не уставал, эта была самая долгая и тяжелая неделя в моей жизни. Кто бы мог подумать, что вот так быстро и без мохнатой руки у меня выйдет устроиться на работу. В безумно короткие сроки. Я одновременно рад и в то же время проклинаю все. Никто не верил, что так выйдет, тешились только надеждой, да и я особо в это не верил. Верила только Евгения, которая по-прежнему так мало меня знает, может, только поэтому она верила и сразу же отсекала все мои неуверенные мысли. И вот, когда я сам еще до конца не поверил в то, что меня взяли в самую высокооплачиваемую компанию в городе, я сообщил своим, мама и брат были в восторге, а Женя и вовсе завизжала от радости. В канун Нового года, 30 декабря, я выжат как лимон и, кажется, этих праздников будет мало, чтоб успеть восстановиться. Я по-прежднему не знаю, как будет проходить Новый год, знаю лишь, что нас много и что все это будет в другом городе, в доме, который взят в аренду. Друзья Макса знатно постарались, я и думать не мог, что меня пригласят. И какая радость, что Евгения будет со мной, она долго не решалась, но, наконец, дала положительный ответ.

31-го мы поехали в битком