Я вдруг ахнула, вспомнив.

– У нас есть болеутоляющее! – Когда Мак и Роза сказали ему, что я больна, он принес мне две таблетки. Я бросилась к тумбочке, достала их из ящика и бегом вернулась к Фиалке.

– Фиалка, вот, прими. – Она открыла глаза, посмотрела на таблетки и открыла рот. – Запить хочешь? – Она покачала головой. Я не умела глотать таблетки без воды: они застревали у меня в горле. Видимо, Фиалке очень больно.

– Только одну, Лилия. Вторую надо приберечь, – сказала Роза. Как ни хотелось мне дать Фиалке обе таблетки, я понимала, что Роза права. У нас их было всего две, а достать еще будет нелегко.

– Спасибо, – прошептала Фиалка, проглотив таблетку, которую я положила ей в рот.

Роза встала с кровати.

– Мы пойдем, чтобы тебя не тревожить.

Я покачала головой. Не хотела оставлять Фиалку одну. Роза замахала на меня рукой и расширила глаза: она, видимо, хотела поговорить со мной о чем-то без Фиалки. Я поднялась с постели и вместе с девушками вышла из спальни.

– Что? – спросила я в гостиной.

– Надо подумать, что будем делать, когда он вернется. Вряд ли его устроит такой поворот событий. – Его не устроит, что Фиалка осталась жива. Ублюдок! – Я поговорю с ним, постараюсь объяснить, что Фиалка так сделала от страха. Я еще не решила, что сказать.

Я всхлипнула и снова утерла слезы. Хотелось свернуться в клубочек и плакать, но нельзя было раскисать. У меня оставалась надежда.

– Она умрет?

Роза вздохнула.

– Не знаю. Хотелось бы надеяться, что нет.

Нельзя позволить Фиалке умереть. Я знала ее всего несколько часов, но казалось, она с нами уже несколько лет. Здесь, в подвале, время текло очень долго. Из всех нас она единственная так же отчаянно хотела выбраться на свободу, как я. Она была нужна мне.

* * *

Дверь, ведущая в подвал, скрипнула, и сердце у меня бешено заколотилось. Я схватила Фиалку за руку и закрыла глаза, молясь про себя, чтобы Клевер оставил ее в покое.

Дверь спальни приоткрылась, и я вздрогнула. Оказалось, это Мак, она вошла и закрыла за собой дверь. Я расслабилась. Она пришла одна. Видимо, он слушает то, что хотела сказать ему Роза.

– Что происходит? – спросила я.

– Роза с ним разговаривает.

– Может, попробуем подслушать?

Мак покачала головой.

– Если он войдет и застанет нас за подслушиванием, ему это точно не понравится.

Я стиснула зубы, меня распирало желание высказать ему все. Мне так много надо сказать этому ублюдку, но если попытаться выложить хоть что-то из накипевшего, он меня наверняка убьет.

– Сколько, по-твоему, ей понадобится времени, чтобы его убедить?

Мак пожала плечами.

– Не знаю. Он редко меняет решения. – Ох этот больной мозг! С ним, видимо, случилось что-то действительно ужасное, но это нисколько не оправдывало его поступки. Я села на кровать рядом с Мак, и мы молча стали ждать, к чему приведет попытка Розы.

Я думала, что́ я сделаю, если Клевер оставит Фиалку в покое. Я перестану ныть и жаловаться на заточение в подвале. Никогда больше не закричу на Мак и Розу, если они назовут меня «Лилия». Оставлю мысли о том, как разделаться с Клевером.

Мы услышали, как дверь из подвала открылась и закрылась, и я взглянула на Мак. Я не хотела тешить себя иллюзиями, но он не пришел за Фиалкой. Это хороший знак. Роза заглянула в дверь с улыбкой.

– Все в порядке.

– Что? – я вытаращила глаза от изумления. Он не придет за Фиалкой? Я надеялась, что не придет, не ожидала такого исхода.

Роза кивнула и присела на постель Фиалки.

– Я объяснила, что она была напугана и думала, что он собирается всех убить, поэтому попыталась защитить нас. Он мямлил что-то невнятное минут десять. Я ни слова не могла понять, – она замолчала и нахмурилась. – Странно… и страшно. – Я затаила дыхание. Признание Розы, что ей страшно, меня испугало. – В конце концов мне удалось убедить его, что Фиалка сама не понимала, что делает. Будто бы она не поняла, что мы тут одна семья. – Я стиснула зубы. Мы не семья.

– Так он Фиалке поможет? – спросила Мак.

Роза, обдумывая, что сказать в ответ, закусила губу.

– Он разрешил нам ухаживать за ней, но не даст никаких лекарств – это ей в наказание. – Я оцепенела. Он собирается заставить ее терпеть боль. Я чувствовала себя так, будто меня ударили под дых. Не милосерден, а мстителен. Сделал то, что ему самому не нравится, но страдать теперь должна Фиалка. Меня распирала ненависть к нему. Я скрежетала зубами, кровь кипела. Убить его. Убить тем же способом, каким он убил стольких девушек.

– Ладно, – кивнула Мак. – Все будет хорошо. Мы позаботимся о ней. С нашей помощью она выздоровеет. – Она выздоровеет, но сколько ей предстоит терпеть острую боль? Я отвернулась от Фиалки. Лучше бы она умерла. Жить здесь в ее состоянии – куда хуже смерти. Как ни прискорбно.

Несколько часов мы просидели в спальне. Вдруг из гостиной донесся громкий стук, а за ним несколько глухих ударов. Я ахнула от удивления, сердце учащенно забилось.

– Что это? – Я встала между дверью и кроватью Фиалки. В ответ донесся пронзительный женский крик. – О нет. – Неужели он снова кого-то убивает?

Роза посмотрела на закрытую дверь спальни. Оттого, что мы слышим, но не видим происходящего, было гораздо страшнее. Я представила себе сцену кровавого насилия.

– Нет, нет, пожалуйста! – кричала женщина.

Глаза у меня наполнились слезами.

– Роза, что будем делать?

Она вздохнула.

– Ты ничего не делай. Я буду стоять здесь, у двери, подожду, пока все кончится. Ему понадобится хотя бы одна из нас. – Мак тоже подошла к двери и встала у порога. Дверь чуть-чуть приоткрыли. Мы слушали, как женщина кричит и умоляет о пощаде.

– Что происходит? – хриплым голосом спросила Фиалка у меня за спиной. По комнате снова пронесся утробный крик, ему отозвалось эхо, я замерла. – Что это?

– Тихо, – прошептала я, роняя на пол слезы. – Вот почему мы его слушаемся.

Пятница, 21 января (настоящее время)

Трясущимися руками я запер дверь в комнаты девушек и передвинул на место книжный шкаф. Грязен – я грязен и отвратителен самому себе. Надо очиститься. Снова обрести контроль над ситуацией. Руки дрожали, сердце бешено колотилось. Пальцы, одежда – все в крови.

Ванная на первом этаже. Не помню, как я туда добрался. Включил душ, сорвал с себя одежду и бросил в раковину. Одежду придется сжечь. Сколько ни стирай, ее не отстираешь. Это не беда, у меня есть другая, точно такая же. Я встал под душ и под горячей водой наконец расслабился. Я чувствовал, как вода смывает микробов. Тревога и страх постепенно ослабевали.