Мое выступление на трапеции было принято «на ура», будто оно на самом деле требовало храбрости и было опасным. Люди просто не видели такого номера прежде, но я-то знала, что стоит мне повиснуть на этой трапеции, и мои ноги окажутся не более чем в футе от земли. Для меня этого было достаточно, и я ничего не боялась.

Приступ страха охватил меня во время выступления Данди. Я даже не смогла остаться в помещении и вышла на улицу. Там я разыскала Кея, прижалась лицом к его шее и стала гадать, что же происходит на сцене.

Сперва разнесся вздох предвкушения, это означало, что Джек выполнил стойку на руках на своей платформе. Последовавший гул одобрения означал, что Данди и Кэти замерли напротив. Затем я услышала испуганный шепот — это Данди или Кэти соскользнула с платформы на трапецию. Я вцепилась руками в гриву Кея. Громкое «о-о-ох!» публики и взрыв аплодисментов означали, что одна из них оказалась в руках Джека. Опять вздох — значит, он подбрасывает кого-то из них на трапецию, она раскачивается и возвращается на платформу. Гром аплодисментов говорил о том, что эта часть номера окончена.

Четыре раза я судорожно хваталась за гриву лошади, потея на морозном воздухе, пока наконец буря оваций не возвестила о триумфальном завершении номера. Люди вызывали наше трио опять и опять, крики «браво!» не смолкали, и я слышала звон монет, бросаемых со всех сторон на арену.

— Меридон! — позвал меня вышедший из темной двери Роберт. — Все хорошо, можешь пойти посмотреть на свою сестру. Пора раскланиваться с публикой.

Они вызывали артистов опять и опять, казалось, это никогда не кончится. Роберт позвал меня еще раз и ушел раскланиваться сам.

В тот раз финал прошел без меня. Я не могла вернуться, так как меня бесконечно рвало и рвало прямо на замерзшую траву. И если б я так не боялась запачкать свои белые бриджи, я бы, наверное, потом рассмеялась от своей девической чувствительности. Но мой смех был бы горьким.

Через два дня после этого, как Роберт и планировал, мы тронулись в путь. Отправились мы рано утром, так как все было уложено еще накануне. Новое оборудование мы перевозили в свежеокрашенных фургонах. На прежней картинке, которая изображала Сноу, вставшего на дыбы перед красивой леди, ее волосы были теперь выкрашены в каштановый цвет, что, видимо, обеспечивало сходство со мной. На задней стороне фургона была изображена упряжка скачущих пони, а на противоположной стороне нарисовано, как мы с Джеком скачем бок о бок на спинах Блубелли и Мориса, значительно более диких, чем на самом деле. В правом углу красовался другой мой портрет — я в короткой красной юбке прыгаю через горящий обруч, номер, который существовал пока только в воображении Роберта. Но все эти картины были написаны по его приказу.

Кэти с Данди с завистью разглядывали все эти бесчисленные изображения, пока не увидели свой собственный фургон. На нем золотыми буквами было написано: «Изумительное воздушное шоу Роберта Гауэра» и изображалась летящая по воздуху Кэти с развевающимися белокурыми волосами.

На другую сторону фургона я почему-то не стала смотреть во второй раз. Там художник изобразил Данди, прыгающую с трапеции в сетку, но за недостатком места создавалось впечатление, что она падает с улыбающимся и счастливым лицом. «Мамзель Данди! Единственная летающая девушка в мире!» — гласила надпись, выполненная малиновыми буквами. Данди эта картина очень нравилась, так как художник наделил ее ненормально длинными ногами и полным бюстом. И написал слово «единственная».

— Вот когда ты научишься выполнять все, что умеет Данди, тогда велю изменить надпись, — отвечал Роберт на все жалобы Кэти.

Фургон с оборудованием вез Лофти, которым управлял Уильям. В наш фургон впрягли Блубелли, и мы скакали на нем по очереди, ибо Блубелли могла управлять даже Кэти. Морис тащил спальный фургон мужчин, и за ними бежали один за другим пони. Сноу и Кей скакали по утрам без узды, но их надежно запрягали после полудня.

— Не всегда же вы с Джеком будете скакать верхом, — объяснил это Роберт, — надо же и вам отдохнуть.

Оказалось, что мне тяжело расставаться с миссис Гривс. Она была первой женщиной, которая тепло относилась ко мне, и в последний вечер я проскользнула к ней в кухню, чтобы попрощаться. В ответ на мое сдержанное «до свидания» она обернулась и протянула мне руки.

Но, скованная моей давнишней нелюбовью к прикосновениям, я отступила назад, и улыбка ушла из ее глаз.

— Благослови тебя Бог, Мери, — сдержанно сказала она, и мне стало стыдно своей холодности.

— Извините, — неловко произнесла я и, шагнув вперед, подставила ей лоб для поцелуя.

Миссис Гривс обняла меня за плечи так нежно, будто я была пугливым жеребенком.

— Береги себя, дорогая, — сказала она. — Если тебе понадобится моя помощь, позови меня, и я приеду к тебе.

Я отступила и посмотрела в ее лицо.

— Как я могу уберечь Данди? — Я требовала ответа, будто она могла дать его.

Но миссис Гривс опустила глаза.

— Никак, — ответила она просто.

За этот день мы проехали очень небольшое расстояние, я думаю, потому, что Роберт хотел посмотреть, как пойдут у нас дела, и испробовать лошадей. Мы обогнули Уорминстер с севера по старой меловой дороге, еще липкой от зимней грязи, которая привела нас к пологой Уорминстерской возвышенности. Далее мы проехали через Уэстбери, маленькую деревушку, в которой мельничиха продала нам свежеиспеченный хлеб. Роберт, разложив на коленях самодельную карту, велел нам не сворачивать на ночлег в Троубридж, о чем мы весьма пожалели, а направил лошадей к виднеющемуся впереди лесу, который на его карте назывался Каслвуд. Мы с Джеком прискакали туда первыми и стали собирать хворост для костра.

— Хорошенько запаситесь дровами, сегодня ночью будет холодно, — скомандовал нам Роберт, возглавлявший вереницу фургонов.

— Мерзнете? — дерзко спросила я.

Он усмехнулся и поплотнее запахнул свой плащ.

— Что ж удивительного, еще не лето, — ответил он.

Мы с Джеком опять взгромоздились на лошадей и отправились подальше, туда, где виднелись густые кусты, которые могли обеспечить нас топливом на всю ночь.

Пока мы, вернувшись, привязывали лошадей, кормили и поили их, Данди, не обращая ни на кого внимания, углубилась в лес. Кэти проводила ее недовольным взглядом и пробормотала так, чтобы слышал Роберт, что эта девица бежит от любой работы, как заяц. Роберт глянул на меня вопросительно, и я посоветовала Кэти придержать язычок и подождать, пока вернется Данди. И действительно, моя сестра вернулась менее чем через час, держа в руке связку из трех крупных форелей.

— Держите-ка, — обратилась она к недоумевающему Роберту. — Я хорошо знаю этот ручей, не раз бывала здесь с отцом и Займой. Здешний сторож совсем стар, а сквайр не беспокоится ни о чем, кроме дичи. Так что рыбу можно ловить безопасно, а к фазану я не прикоснусь, даже если он упадет мертвым к моим ногам.