— Ну, приносила… И что? — разочарованно протянула Танька. — Читали мы эти книжки, и что дальше?

— Дело в том, что это мои книжки…

— Петрова, ты совсем, что ли, не в себе сегодня? Понятно, что они твои! Раз ты их в магазине купила!

— Нет, Тань, я их не купила. Это мои книжки, понимаешь? Я их не купила, я их написала! Алина Никольская-Петерс — это я!

Танька хохотнула коротко, потом моргнула и в недоумении посмотрела на Лену. Потом снова перевела взгляд на Наташу, скривив губы в насмешке.

— Это прикол у тебя такой, что ли? Гонишь, Петрова?

— Нет. Не гоню и не прикалываюсь. Вы меня простите, девочки, что я… Что я раньше не призналась. Я хотела… Ну, мне очень нравилось то, что я знаю, а вы не знаете…

— Ну, ты даешь, Наташка… — медленно протянула Лена, и было непонятно, что она имеет в виду под этим «даешь». — Ни фига себе, я даже поверить не могу… Я думала, писательницы, они все такие… Такие… Необыкновенные, в общем… И тут вдруг — ты!

В кабинете повисла неловкая минутная тишина, лишь слышно было, как Танька ерзает на своем стуле, не находя места от чрезвычайно необычной новости. Сердце у Наташи в груди по-прежнему выстукивало волнительную дробь, и отчего-то было очень неуютно, будто она призналась сейчас в неком постыдном поступке. Первой нарушила молчание Танька, произнеся совершенно спокойным голосом:

— Да уж… Теперь и не знаешь, как к тебе и относиться… Была обыкновенная Наташка Петрова, а теперь…

— Девочки, но вам же и правда эти книжки нравились! Вы же сами говорили!

— Хм… А я еще, идиотка, удивлялась, когда читала… Удивлялась, что будто бы про меня все написано! А это, выходит… и есть про меня?

— Извини, Лен…

— Да что — извини! Я, между прочим, тебе разрешения не давала свою жизнь под лупой рассматривать!

— Извини… Я действительно не имела на это права, Лен. Потому и каюсь сейчас. Тем более я же ничего плохого там не писала…

— Да не в этом дело, Наташ, — подняла на нее красиво подведенные глаза Лена. — Действительно, ты хорошо пишешь, но дело совсем не в этом. И даже не в том, что ты про меня…

— А в чем тогда дело?

— Да я сама не пойму, что меня так плющит! Погоди, сейчас сформулирую… Тут, наверное, дело в обиде приземленности, понимаешь? — снова задумчиво протянула Лена. — Не знаю, как Таньке, а мне эта Никольская-Петерс представлялась такой… Такой… Не описать, в общем. Слушай… А вот скажи мне… А я, например, могу книжку написать? Может, я тоже хочу? Я ведь ничем не хуже тебя!

— Не знаю. Попробуй…

— И попробую! И я уверена, что у меня не хуже получится! Или ты хочешь сказать, что у меня таланта нет?

— Да ничего я такого…

— Девочки, вы что, ссориться вздумали? — испуганно произнесла Танька. — Ленка, куда тебя понесло-то? Тоже мне, еще одна писательница выискалась! Всегда такая тихоня была — и вдруг разошлась… Пойдемте лучше перекурим это дело! А заодно Петровой какой-нибудь сюжетец подкинем! Ладно тебе, Лен… Ну, оказалась она писательницей, ну и что… У нас в стране сейчас вообще писательниц больше, чем читательниц…

Они вдруг весело расхохотались над последним Танькиным выводом, и напряжение разом ушло.

— Петрова, а ты гордись, что двух читательниц в своем активе уже поимела! Пойдем курить, что ли, писательница! — поднимаясь со стула, насмешливо, но уже без обиды проговорила Лена.

— Пойдем, читательница! — так же легко ответила ей Наташа. — Сигареткой угостишь? А то у меня кончились.

— Наташ, а можно я в нашей бухгалтерии про тебя расскажу? — тихо попросила Танька.

— Может, не надо, Тань?

— Ой, да пусть рассказывает! Все равно ж не утерпит, ты же ее знаешь!

— Нет, ну если нельзя, то я не буду…

Так, препираясь и обсуждая новый будоражащий оттенок их дружбы, они долго стояли в курилке, пока туда не заглянула вездесущая Алла Валерьяновна.

— Наташа, ты здесь? Давай бегом к Ивану Андреичу! Он тебя потерял!

— Ага, иду…

Иван Андреич встретил ее, как всегда, умильной старческой улыбкой. Если не считать того времени, когда… А может, и у него тоже про Анну спросить? Хотя нет. Не стоит беспокоить беспокойство…

— Как ваши дела, Наташенька? Я слышал, вы приболели немного?

— Все в порядке, Иван Андреич. Я уже совершенно здорова.

— Ну и замечательно. Сделайте-ка мне проект соглашения с «Инвестпроектом». И включите туда пункты о консалтинге, они наших аналитиков в помощь просят.

— Хорошо, Иван Андреич…

— Что-то вы сегодня слишком покладистая, Наташенька… И что, даже язвить не будете по поводу этого соглашения? Что оно «большое и пустое», «обо всем и ни о чем»?

— Иван Андреич, я…

— Да ладно, ладно, я же все понимаю… Это называется эгоизмом молодости, когда кажется, что все окружающие занимаются абсолютной чепухой… А у меня вот тут, между прочим, лежит благодарственное письмо от «Союза строительной индустрии». Они пишут, что мы им очень помогли, что наш экономический анализ пришелся им кстати. Хотите почитать?

— Я вам верю, Иван Андреич.

— Что ж, и на том спасибо.

— А скажите, Иван Андреич… У вас никогда не было мысли взять себе вторую помощницу?

— Нет, никогда… А зачем? Вы меня как помощник абсолютно устраиваете… Вы умненькая, все делаете быстро и качественно. А то ведь знаете, как иногда бывает? Дашь человеку пустяковое задание, а он носится с ним целый день как с писаной торбой да еще и важный вид при этом на себя напускает. А почему вы мне такой странный вопрос задали, Наташенька? Насчет второго помощника?

— Да нет… Я просто так…

— Хм… Все равно странно. У нас и по штатному расписанию второй ставки помощника нет. Какие мысли вам чудные в голову приходят, однако!

— Иван Андреич, я еще хотела вам сказать… Ну, в общем, я прощения попросить у вас хотела…

— Да за что же, Наташенька?

— Есть за что. Вы простите меня, пожалуйста.

— Нет, определенно с вами что-то сегодня творится! Идите работайте, и пусть худые мысли больше не посещают вашу прелестную головку. Идите.

В дверях она обернулась, уверенная, что Иван Андреич смотрит ей вслед. И правда смотрел. Добрая улыбка, понимающий взгляд. Немного снисходительный. Что ж, он имеет право на эту снисходительность. Каждому — свое. Молодому — эгоизм, старому — снисходительность. Все находится на своих законных местах, как у людей и быть должно. Если ты среди этих людей живешь…

* * *

Придя вечером домой, Наташа прошлась по квартире, с удовольствием разглядывая знакомые вещи и чувствуя себя вернувшейся в родной дом после долгого утомительного отсутствия. Все здесь было то же самое и немного другое. Вот чашка на кухонном столе стоит, в которую она так и не налила в тот вечер чай — улетела радовать Таечку счастливыми новостями. Вот пульт от телевизора, упавший с дивана на пол. Вот ноутбук притулился на краешке журнального столика. Ничего не изменилось. Правда, беспорядка прибавилось. На мебели — налет пыли, на паркете — тополиный пух клубками катается. Надо бы порядок навести, ужин хороший приготовить, скоро Саша с работы приедет…