Я:

– Ну?!!

Он:

– Да щас! Щас!..

Тут цапля присела, взмахнула крыльями и улетела. А рыба сверкнула на солнце золотым боком да красным спинным плавником и ушла в глубину.

Я:

– ???

Лёня – разъяренно:

– Ты думаешь просто остановить такое мгновение?!!

Ладно. Взять хотя бы Олений парк в древнем городе Нара на территории храмов, там повсюду свободно бродят пятнистые олени. А в специальных фургончиках продают оленье рисовое печенье. Мы купили такого печенья.

– Я буду кормить на лужайке оленей, – говорю, – а ты снимай эту идиллическую картину.

Только вышла с печеньем на изумрудную лужайку, стадо оленей, среди которых было немало половозрелых и агрессивных самцов, бросились ко мне со всех ног, вырвали из рук печенье и быстро съели. И потеряли ко мне всякий интерес.

– Ты успел снять хоть что-нибудь? – спрашиваю.

– Нет, – отвечает Лёня. – Все произошло столь стремительно, что ни один самый опытный фотограф не смог бы эту полностью бездуховную сцену представить, как идиллию.

Зато у него очень хорошо получались природа и архитектура. А также табличка в храме Тодайдзи, где возвышается гигантский Будда. На ней так отчетливо виднеется надпись:

«Чтобы почистить Будду, потребуется 240 человекочасов!»

А мне как раз очень хотелось, чтобы Лёня запечатлел образы наших японских современников!

В Токио три оборванца катят по проезжей части дороги повозку, и на каждой из четырех сторон – барельеф с огнедышащим драконом, опять же с красными и золотыми молниями: чистой воды антиквариат.

Я кричу:

– Ну?! Снимай! Давай!

Лёня:

– Щас! Щас!

– Лица! – кричу я ему. – А не спины!

Тоже не успел.

Даже старенькая бабуся в лимонном кимоно среди многолюдной будничной толпы, она плелась со скоростью улитки, и то успела прошмыгнуть, пока Лёня нацеливал объектив.

А двух старух, которые в Уено-парке кормили сотню бродячих кошек, он снял по пояс снизу.

Потом постеснялся запечатлеть толпу мужчин в черных костюмах с одинаковыми дипломатами, закатившихся после работы в харчевню, они пили сакэ и ели палочками соевую лапшу, засасывая ее с тем самым звуком, которому учила нас профессор Яско Танака.

– Не могу я фотографировать с наскоку, – ругался на меня Лёня. – Я должен сосредоточиться.

В конце концов, на залитой огнями центральной улице Гинзе в Токио мы обнаружили спящего могучего лысого старика. Это было такое сильное зрелище! Ни слова не говоря, Лёня достал фотоаппарат. Он понял: пока тот не проснется, у него есть шанс запечатлеть-таки образ искомого японского современника.

Он подошел поближе, навел на старика свой застенчивый объектив, построил кадр, настроил выдержку, фокус… И передумал его снимать. Такой это был мощный старый спящий человек, что называется, с Судьбой, – ни один глянцевый журнал, – подумал Лёня, – не осилит эту фотографию. А всю жизнь хранить ее в нашем семейном альбоме он был не готов.

Где-то я слышала, что непревзойденный английский переводчик древней классической японской прозы «Гэндзи-моногатари» Артур Уэйли, сделавший «Гэндзи» достоянием мировой литературы, на приглашение писателя Кавабата Ясунари приехать в Японию ответил, что не приедет, потому что боится разочароваться.

Мы с Лёней сидели в токийском аэропорту и ждали свой самолет. Среди наших попутчиков-европейцев, кроме очевидных чиновников, отчетливо вырисовывались очевидные мечтатели, приехавшие сюда с единственной целью, иначе зачем? Они хотели узнать – правда ли то, что они читали с детства про эту Страну Восходящего Солнца? Так это все, как в их коричневой книге сказок с корявой вишневой веткой или нет?

И старый дзэнский монах Какуан, о котором говорили: он не утруждает себя совершением чудес, но неожиданно мертвое дерево расцветает, отвечал им уклончиво:

«Каждая мельчайшая частица в любой земле есть “я”, просто негде укрыться. Куда бы ты ни пошел, непременно встретишься с Этим; и если ты увидел Это, ты прозрел. В зарослях сотен трав, у врат суматошного города невозможно перепутать. В словах это невыразимо, поэтому ты не изрекаешь ничего».

А теперь мне пришла пора поблагодарить тех людей, которых сам бог послал, чтобы помочь нам добраться до Японии и увидеть эту страну. А также совсем незнакомых нам с Лёней доселе японцев, кто так радушно принимал нас в Японии, предоставляя и стол, и кров, полностью разрушая распространенное в мире мнение, что японцы – люди, конечно, вежливые, но отнюдь не сердечные.

Особая благодарность нашему другу – редактору журнала «Вояж», талантливому журналисту и отважному путешественнику Стасу Юшкину.

В разные времена, как встречные корабли, на расстоянии вытянутой руки по кильватеру моей судьбы проплывали книги о Японии. С удивлением я обнаружила, что с юности неосознанно притормаживала их в заводи своей библиотеки. Сами собой они выплыли из тумана по первому зову: «Ветка сакуры» нашего первопроходца Всеволода Овчинникова; «Ренессанс в Японии» умнейшего Кеннета Портера Кирквуда, великолепного канадского писателя, дипломата, долгое время служившего представителем Канады в Токио; серебряная глянцевая, богато иллюстрированная, любо-дорого посмотреть, подержать в руках, я уж не говорю почитать – «Художественная культура Японии ХVI столетия – эпоха, быт, костюм» Натальи Сергеевны Николаевой, подаренная нам художницей Лией Орловой на ее собственный день рождения в год выхода книги (1986) в издательстве «Искусство»; томик Басё, врученный мне на день рождения поэтом Гришей Кружковым; первые, по-советски еще недоверчивые, строгие очерки о синтоизме Георгия Светлова…

Куда более благожелательно об этом рассказывает безумно увлекательная книга А. Накорчевского «Синто» – где собраны редчайшие материалы о японской мифологии, синтоистских святилищах, сонмищах божеств – ками, о демонах, духах и приведениях, всяких сверхъестественных делах.

Трехтомник стихов «Манъёсю» – солидного издательства «Наука», 1971 год – перевод с японского, вступительная статья и комментарии А. Е. Глускиной.

Какие люди участвовали в создании этих по нынешним временам раритетных книг! Какие люди нам их преподносили! «Манъёсю» достался мне тридцать лет назад от Шарифа Шукурова – сейчас он известный философ, профессор, доктор искусствознания.

– Ну, ты хотя бы все это читай, – сказал он мне тогда, от сердца отрывая и первый, и второй, и третий том.

И я читала время от времени. В Оминэ в горы Мива устремились мы с Лёней именно благодаря «Манъёсю»!

Так ткутся нити судьбы.

Естественно, «Книга самурая», трактаты двух великих самураев, посвященные «Пути воина» – бусидо, и третья часть – «Введение в Хагакурэ» известного японского писателя ХХ века Юкио Мисима, своей жизнью и смертью воплотившего идеалы бусидо в наши дни.