Хоть и другом ему приходился Олег, и росли они вместе, и армию отслужили бок о бок, но после всего, что тот сегодня сотворил, сукой его Сенька посчитал порядочной. Это надо же так над бабой издеваться! Под чужого мужика подставить. А она-то, Верка, будто лань в его руках дрожала. Он оглянулся и посмотрел на нее.

Ошалело поводя глазами, бедная женщина сидела на диване и изо всех сил пыталась прикрыться пледом. Невероятность происшедшего с ней только что напрочь лишила ее способности двигаться и мыслить разумно. Она даже не могла сообразить, что пытается высвободить край пледа, на котором сама же и сидит.

Сеньке стало жаль ее до боли. Он молча подошел, осторожно вытащил из-под нее покрывало и бережно прикрыл ее наготу.

— Ишь ты! — Олег отшвырнул от себя порожнюю бутылку и, встав, подошел вразвалку к дивану. — Я спрашиваю, как тебе удалось довести эту рыбину до оргазма? Я же шесть лет с ней живу и хоть бы раз… Сколько я ни бился, сколько ни старался — ничего. А у тебя с первого раза попадание. Ишь ты!..

Как бы ни хотелось Голованову изобразить безразличие, Сенька сразу уловил в его голосе плохо скрытую злобу и еще чуть-чуть… зависти. Грех так думать, но Сенька отчего-то испытал удовлетворение. Единственное, что отравляло ему сейчас жизнь, так это тревога за Верку. Друга своего он знал хорошо, посему и ожидал еще чего-то.

Опасения его не оказались напрасными. Олег подошел к Верке вплотную и прошипел:

— Значит, с другом моим тебе хорошо было, а со мной плохо? Или ты притворялась все эти годы? А, тварь?! Чего молчишь?!

— Олег, я прошу тебя, — Верка закрыла лицо руками и вновь беззвучно заплакала. — Уходите… Уходите, я не могу больше!

— А вот это ты хрен угадала! — Олег расстегнул молнию на джинсах. — Мне тоже хочется. Только туда, где был Сенька, я уже не пойду. Найдем другое место. А он пусть посмотрит, а то ишь как приторчал-то с тобой. Иди сюда, сучка. Иди к своему муженьку…

Он схватил отпрянувшую в ужасе Верку за волосы и, указав на расстегнутые брюки, приказал:

— Работай!..

Этого Сенька вынести уже не мог. Он выскочил из дома своего дружка как ошпаренный. Он слышал, как тот что-то кричал ему вслед. Слышал, как страшно заорала Верка, но повернуть назад он уже не мог. Потому что, если бы он вернулся, то произошло бы что-то страшное. А это было вопреки всем его представлениям о суровой мужской дружбе.

В конце концов она его жена. Живет с ним все эти годы, терпит его издевательства, значит, на то есть причина. Не зря говорят — милые бранятся, только тешатся. Но перед глазами стоял ее взгляд, который она метнула в его сторону, перед тем, как он ушел. Было в нем столько невысказанной мольбы, столько муки, что открой она рот и попроси о помощи, Сенька бы не стерпел…

Лидочка вела машину, нервно поглядывая по сторонам. Где-то здесь ей надлежало встретиться с этой старушенцией. Где-то в этом районе. Но проспект был пуст. Тротуары, освещаемые фонарями, также. И это неудивительно — всего четвертый час ночи. Лидочка широко зевнула, развернулась у светофора и поехала в обратном направлении.

И где черти носят эту бабку? Ведь позвонила ей, дала полчаса на сборы. Прошел почти час, а ее все нет. Лида в который раз повернула и вновь медленно поехала, напряженно вглядываясь в каждый метр пути.

— Наконец-то! — вырвалось у нее вместе со вздохом облегчения. — Я уже думала, что этого никогда не случится!

Эмма Васильевна стояла у самой кромки проезжей части и приветливо махала ей рукой. Улыбалась она при этом так, будто всю жизнь мечтала стоять под пронзительным ветром, в три часа ночи, по самые щиколотки утопая в снегу.

— Идиотка! — буркнула Лидочка, тормозя рядом с ней и открывая дверь. — Садитесь…

— Доброй ночи, дорогая, — глубоким контральто пропела Эмма Васильевна, усаживаясь рядом с ней. — Вернее уже, доброе утро…

— Что так долго? — не отвечая на приветствие, выразила свое недовольство Лидочка.

— Милая, вы же сами сказали, что я буду находиться в обществе мужчин, — пожилая женщина удивленно заморгала. — Я же не могу себе позволить выйти из дома, не уложив волосы и без макияжа…

«Ох ты, боже мой! — Лидочка еле сдержалась, чтобы не расхохотаться. — Старая ты вешалка! Кому же ты нужна в свои шестьдесят восемь? Макияж! Да тебя нафталином впору присыпать!»

Но вслух она сказала совсем другое:

— Пулевое ранение в плечо.

— Проникающее?

— Нет, пуля застряла.

— Плохо… — Эмма Васильевна призадумалась, положила себе на колени кожаный саквояж и забарабанила по нему пальцами. — Вы должны понимать, я не всесильна…

— Все это понимают. Вас всего-навсего просят…

— Я, конечно же, сделаю все, что смогу, но…

— Эмма Васильевна! — Лидочка резко притормозила и со злым прищуром уставилась на пожилую женщину. — Вы совсем не то говорите… А ведь дело вашего сына до сих пор находится в производстве. Да, следователь готовит его к закрытию в силу того, что у вашего драгоценного вдруг появилось железное алиби. Но ведь все можно и изменить. Не так ли?

— Лидочка, Лидочка! — Эмма Васильевна выдавила кривую улыбку, изо всех сил стараясь, чтобы она казалась поприветливее. — Да полноте вам! Я же не отказываюсь. И если что-то не смогу сама, у меня всегда найдутся верные люди, которые…

— Вот и ладненько! — Она завела мотор и помчала машину за город.

Больше всего на свете ей претила людская тупость и все то, что под ней подразумевалось. Но еще сильнее Лидочка ненавидела, когда тупой считали ее и пытались с видом милой простоты обвести вокруг пальца.

«Ишь, умненькая! — покосилась она неприязненно в сторону подремывающей Эммы Васильевны. — Как сынок попался со шприцем и со своим пациентом, отдавшим в тот момент богу душу, так приползла на коленках. Помогайте ей! А сейчас — „но…“! Я тебе такое „но“ устрою, что будешь передачки таскать своему ублюдку всю оставшуюся жизнь!»

Лидочка, конечно же, не была столь кровожадной. Отнюдь! Просто она не любила, когда ей перечили, к тому же она не выспалась. А если еще учесть, что пришлось изъездить весь проспект вдоль и поперек, поджидая эту развалину, то объективных причин для дурного настроения хоть отбавляй. Единственное, что в данный момент грело ей душу, так это то, что менее чем через час она увидит его.

При воспоминании о любимом у нее что-то сладко заныло в области сердца. Знал бы он, как она его любит! А ведь наверняка он об этом даже и не догадывается, если отдает приказания, подобные тому, что она выполняла в кабинете Сергея. Ей-то что, она на любые амбразуры полезет, лишь бы его одобрительного взгляда добиться. Но такое случалось крайне редко. Шлепнет пониже поясницы или ущипнет, да быстрее баксы отсчитывать. Будто ей только одного и надо — деньги с него брать. Не удержавшись, Лидочка фыркнула. Да плевать она хотела на его деньги! Она те же самые деньги за полчаса могла бы заработать в другом месте, а не сидеть, зевая, в этой скучной приемной и не угождать с подобострастием этому зажравшемуся барину.