Впрочем, никакие слова не использовались в ту ночь… в туночь, когда Катрина его изменила.

Даже после всех этих лет воспоминание по-прежнему оставалосьясным. Стефан спал, когда Катрина появилась в его покоях, тихая, как призрак.Да, он тогда спал, оставшись наедине…

Катрина пришла к нему в одной лишь тонкой полотнянойсорочке.

Это случилось как раз перед тем днем, который она саманазвала, чтобы объявить о своем выборе.

Белая рука развела занавеси над его ложем. Стефан очнулся отсна и в тревоге сел на кровати. Но, увидев светло-золотистые волосы Катрины,поблескивающие на ее хрупких плечах, ее голубые глаза в полумраке, юноша лишилсядара речи.

Еще ни разу в жизни Стефан не видел ничего стольбезупречно-прекрасного. Он задрожал и попытался заговорить, но Катринаприложила два прохладных пальца к его губам.

– Тише, – прошептала она и легла рядом с ним.

Лицо Стефана запылало, а сердце глухо заколотилось отсмущения и возбуждения. Женщина в его постель еще никогда не ложилась. И этобыла Катрина! Катрина, чья красота, казалось, сошла с небес! Катрина, которуюон любил больше своей души!

Именно в силу своей любви Стефан сделал над собой великоеусилие. Когда Катрина скользнула под одеяла, придвигаясь так близко, что Стефансмог почувствовать прохладную свежесть ее тонкой ночной сорочки, он все-такисумел заговорить.

– Катрина, – прошептал Стефан. – Мы… знаешь, я могуподождать. Пока мы не обвенчаемся. Я скажу отцу, чтобы он на следующей неделевсе организовал. Все будет… очень скоро…

– Тише, – снова прошептала Катрина, и Стефан ощутилхолодность ее кожи. Тут он уже не смог с собой справиться – ему пришлось обнятьдевушку и прижать ее к себе. – То, что мы сейчас сделаем, никакого отношения кбраку не имеет, – сказала Катрина и тонкими холодными пальцами погладила горлоСтефана.

Он все понял. И ощутил внезапный страх, который, впрочем,вскоре испарился, подчиняясь нежному прикосновению ее пальцев. Стефан хотелэтого, хотел чего угодно, лишь бы это позволило ему оставаться вместе сКатриной.

– Лежи смирно, любовь моя, – прошептала Катрина.

«Любовь моя». Два слова утонули в Стефане, когда оноткинулся на подушки, так наклоняя голову, чтобы горло оказалось обнажено.Всякий страх пропал, сменяясь счастьем столь великим, что Стефан почти недышал, опасаясь его разрушить.

Волосы Катрины мягко скользнули по его груди. Стефан ощутилнежное дыхание Катрины на своих губах, затем на горле. И, наконец, почувствовалее зубы.

Последовала острая боль, но Стефан заставил себя лежатьспокойно. Он не издал ни звука, думая только о Катрине, о том, как хотел ейотдаться. И почти мгновенно боль прошла, а Стефан ощутил, как кровь понемногууходит из его тела. Все вышло совсем не так ужасно, как он того боялся.Преобладало скорее чувство отдачи, благотворного вскармливания.

Затем их разумы словно стали сливаться, становясь единымцелым. Стефан смог ощутить радость Катрины, ее восторг от принятия теплойкрови, которая давала ей жизнь. Он также знал, что Катрина может ощутить еговосторг, его взаимное чувство.

Однако реальность понемногу уходила, граница между сном иявью становилась размытой. Стефан не мог думать ясно. Собственно говоря, онвообще не мог думать. Он мог только чувствовать, и его эмоции резко взмываливверх по спирали, вознося его все выше и выше, разрывая последние связи сземлей.

Некоторое время спустя Стефан вдруг обнаружил себя вобъятиях Катрины, не понимая, как он туда попал. Она баюкала его, точно нежнаямать, обхватив его голову и прикладывая его губы к своей обнаженной плоти какраз над низким воротом ночной сорочки. Там оказалась крошечная ранка, темныйпорез на фоне бледной кожи, Стефан не почувствовал ни страха, ни колебания, акогда Катрина ободряюще погладила его по голове, он начал пить теплую кровьсвоей любимой.

Холодный и спокойный, Стефан стряхнул грязь со своихколеней. Человеческий мир спал, погрузившись в ночной сумрак, но чувства юношибыли остры как кинжал. Итак, ему следовало, как следует насытиться, он сновабыл голоден – воспоминания резко пробудили аппетит. Ноздри Стефана широкораздувались, ловя мускусный запах лисы, и он снова начал охоту.

Елена неторопливо поворачивалась, разглядывая себя в большомзеркале в спальне тети Джудит. Маргарет сидела в ногах массивной кровати спологом, голубые глаза девочки округлились от восхищения и торжественностимомента.

– Хотела бы я иметь такое платье для игры в «кошелек илижизнь», – выдохнула она.

– А мне ты больше нравишься в костюме белой кошечки, –сказала Елена, целуя сестренку между белых бархатных ушек, прикрепленных кленте на ее голове.

Затем она повернулась к тетушке, стоящей у двери с иголкой иниткой наготове.

– Просто идеально, – тепло поблагодарила Елена. – Нам ничегоне придется менять.

Девушка, отражавшаяся в зеркале, вполне могла бы сойти состраниц альбомов по итальянскому Ренессансу. Ее шея и плечи были обнажены, аплотный лиф голубого как лед платья спускался к тончайшей талии. Длинные,широкие рукава были разрезаны так, чтобы из-под них выглядывал белый шелксорочки, а широкая юбка едва касалась пола. Платье казалосьбезупречно-прекрасным, и его бледно-голубой цвет оттенял фиалковую синеву глазЕлены.

Взгляд девочки упал на старомодные часы с маятником надкомодом:

– Ох, нет… уже почти семь. Стефан будет здесь в любуюминуту.

– Значит, это его машина, – предположила тетя Джудит,выглядывая из окна. – Пойду приглашу его войти.

– Ничего-ничего, – легко отозвалась Елена. – Я, сама еговстречу. До свидания, удачной игры в «кошелек или жизнь»! – И она поспешилавниз по лестнице.

«Ну вот, теперь или никогда», – подумала Елена.

Протягивая руку к двери, она вдруг вспомнила тот день,теперь уже почти два месяца тому назад, когда она встала на пути у Стефанапосле урока европейской истории. Сейчас ее охватывало то же самое чувствопредвкушения, возбуждения и напряжения.

«Хотелось бы надеяться, что на этот раз все выйдет совсем нетак, как с тем планом», – подумала Елена.

Последние полторы недели все ее надежды были связаны именнос этим моментом, с этим вечером. Если они со Стефаном в этот вечер не сойдутся,они уже никогда не поладят.