Ветер, проносящийся через горный перевал, свистел в ушах все громче. В снежной круговерти я настолько окоченела, что не могла вспомнить, зачем я здесь, куда иду, была способна лишь дальше и дальше продвигаться в смертельный холод.

И тут чья-то рука зажала мне рот.

Свирепый мороз пронзил губы и зубы. Холод проник сквозь десны в череп и затрещал в мозгу. Из носа потекла кровь, а зрение раздробилось сияющими белыми вспышками. Я сделала вдох. Ледяной воздух ворвался в горло и дальше в живот, наполняя внутренности стеклянными осколками.

Я не могла шелохнуться: конечности словно омертвели от холода. Перед глазами все дробилось, будто я смотрела через потрескавшуюся поверхность замерзшего пруда. Сквозь разбитые призмы я видела нависшую надо мной бесплотную женщину.

Кожа ее была столь белой, что почти сливалась со льдом. Синие губы незнакомки казались обмороженными, спутанные волосы напоминали почерневшие мертвые ветви зимних деревьев. Ее лицо было пустым, как заснеженный пейзаж. Она собиралась прикончить меня, и это ничего для нее не значило… А я надеялась, что просто так не дамся. Что моя смерть дорого ей обойдется.

– Маленькая чужеземка забрела в мои горы, – прошептала незнакомка.

Но ее слова могли быть песней ветра или предсмертной галлюцинацией. Сквозь отголоски гнева – ведь меня назвали чужеземкой – я ощутила настоящую боль. Меня затащили в мир мерзлоты, где были лишь я, Юки-онна и смерть.

Очередной вдох льда, в глазах внезапно вспыхнуло, и я перестала ощущать свое тело.

Когда сияние рассеялось, я оказалась на равнине напротив Юки-онна. Во все стороны простирались снег, изморозь и белое небо. То ли мне снился сон, то ли начался бред оттого, что лед ёкай проник в мозг и начал его разрушать. Эта Юки-онна не могла быть настоящей, потому что, в отличие от той Юки-онна, которая смотрела на меня мертвыми глазами, замораживая изнутри, у этой вообще не было лица, только бледная кожа, гладкая, будто яйцо. Весь пейзаж расплывался, как та туманная полуреальность, которую я видела в темноте Ёми. Но этот мир был не черным, а болезненно, стерильно белым.

– Где мы? – Вопрос отдавался эхом: казалось, мы стояли посреди огромного собора.

– В межмирье, – ответила Юки-онна сотнями голосов, звучащих в унисон. Низкие мужские баритоны и звонкие детские дисканты слились в единый хор. Были ли это крики жертв Юки-онна?

– Когда мой лед касается разума, я вижу все маленькие секреты. Это помогает принять решение, – продолжила ёкай.

– Что за решение?

– Какую часть тебя съесть.

Юки-онна шагнула вперед и прижала руку к моей шее. Я не могла пошевелиться, словно обратилась в мрамор.

– Может, взять голосовые связки и присоединить твое пение к моему хору? – Ее ладонь скользнула к лицу, пальцы разжали губы и пробежались по зубам. – Или твой острый язычок?

Собрав остатки сил, я сжала челюсти. Однако Юки-онна, похоже, предвидела это и отдернула пальцы прежде, чем я успела откусить хотя бы один.

– Тебе недостаточно жителей Ширакава-го? – с трудом вымолвила я.

Юки-онна молчала. Ни звука, только свист ветра вокруг.

– Я не хотела убивать всех селян, – наконец произнесла она. – У меня не было выбора.

– Выбор есть всегда.

Юки-онна медленно покачала головой и повторила:

– У меня не было выбора.

– Почему? – спросила я, изо всех сил пытаясь пошевелить рукой или хотя бы пальцем.

– Из-за Идзанами.

– Что? – Я уставилась в неподвижное лицо снежной фигуры, оставив попытки двинуться.

В этом не было никакого смысла. Идзанами послала меня убить ёкай из-за их преступлений против людей и шинигами. Богиня не поступила бы так, будь сама всему виной.

– При чем тут Идзанами?

Юки-онна покачала головой.

– Знаешь, ты не первая, кого она отправила меня убить. И не последняя.

Она потянулась и прижала палец к моей груди. Тот вошел в кожу, как нож в масло, и уткнулся в ребра. Но вместо леденящей боли, которая пронзила бы меня от ее прикосновения в реальном мире, на этот раз я не почувствовала ничего.

– Думаю, больше всего мне понравится вкус сердца, – решила Юки-онна. – Даже замораживать его не буду. Оно уже ледяное.

Я задохнулась. Это что, какая-то шутка? Конечно же, на самом деле мое сердце не ледяное, и меньше всего я хотела слушать нотации снежной женщины, только что сожравшей целую деревню.

– Я создана из света, который положил начало вселенной и самому времени, – выговорила я сквозь зубы, – вовсе не изо льда.

– Это благословение. – Юки-онна снова коснулась моего лица. – Когда сердце стылое, тебе нечего желать. Ничто не преграждает путь.

– Не этого… – Я замолчала.

«Не этого я хотела», – вот что рвалось с языка. Но слова застряли в горле, будто его закрыли пробкой, точно бутылку вина.

– Теперь я вижу, почему она послала тебя, – сказала ёкай.

– Ты о чем?

Юки-онна подняла голову, и на меня взглянули черные глаза шинигами. «Не просто глаза, – подумала я, пытаясь отстраниться, но ноги не слушались. – Мои глаза».

Я попыталась отпрянуть, но тюрьма, в которую чудовище заключило мой разум, крепко приковала ноги к заснеженной земле. Ёкай открыла рот для ответа, и я взмолилась, чтобы слова, которые прозвучат, произнес не мой собственный голос, чтобы она не вырвала мои связки и не поглотила их своей бесконечной утробой.

Но, не успев ответить, ледяная женщина закричала. Ладонь ее, что лежала на моем лице, обратилась в пепел и рассыпалась, осколки взметнулись на фоне белоснежного пейзажа спиральным вихрем, словно рой мух. Юки-онна выдернула другую руку из моей груди, но и та уже превратилась в пепел.

Мои кисти запульсировали. Я посмотрела вниз и увидела, как проступают красные вены, как растворяется кожа, пока от пальцев не остались только кости.

– Что ты со мной сделала? – закричала Юки-онна, рухнув на землю.

– Я… я не знаю, – прошептала я, глядя, как моя кожа становится все прозрачнее, алые вены ползут вверх, исчезая в рукавах.

С диким криком ёкай вырвалась из моего сознания.

Я стояла в морозных горах Ширакава-го. Мои легкие были полны льда, Юки-онна закрывала мне рот рукой. Ее широко распахнутые испуганные глаза встретились с моими.

А затем острый конец палки Хиро пронзил голову чудовища.

Рука снежной женщины упала, и лед внутри меня мгновенно растворился. Тело молниеносно исцелилось, волна жара опалила горло. Я наклонилась вперед, кувшин с керосином пролился на землю, оказавшись бесполезным. Нивен и Хиро подняли меня на ноги и потащили по снегу. Я выкашляла воду и протерла глаза, потому что мир все еще выглядел искаженным и неправильным.