– Здорово, мне очень понравилось. Действительно интересный доклад.

– Правда? Одна моя подруга применяет все ее советы и вообще не болеет. Хотите вина?

Она направилась к столу, по пути то и дело здороваясь со знакомыми и постоянно трогая их то за руку, то за плечо. Поцелуйчики, обнимашки. Налила вино в два стаканчика и указала мне на свободный пятачок среди шумной толпы. Наконец нам удалось устроиться в относительно спокойном месте.

– Ну слава богу. Здесь столько народу. Зря я так утеплилась. – Она оттянула ворот бордового шерстяного джемпера и сделала крошечный глоток вина. – Ой, простите, я не представилась. Меня зовут Джемма.

– А я Энн.

– Сколько вашим малышам?

Я подготовилась к подобному разговору и заранее придумала легенду. Одинокая мать с двумя девочками, старшей пять, младшей два. Рыженькая и блондинка. Футбол и балет. Я затвердила наизусть их имена.

– Сыну четыре года. Его зовут Сэм.

Слова эхом отдались внутри меня. Я необычайно ясно ощутила его присутствие; голова закружилась, будто после понюшки кокаина. Я представила, как он ждет меня дома с тобой и Вайолет, гадает, куда запропастилась мама. Сейчас бы он уже вовсю болтал, рассказывал бы мне всякие глупости. Я люблю тебя до луны и обратно, мамочка.

– У меня тоже сын. Ему завтра четыре месяца.

Она вновь пригубила вино, совсем чуть-чуть, чтобы ощутить вкус. Только сейчас я заметила – ее груди торчат, как торпеды, начиненные молоком.

– Простите, вы сказали, четыре месяца?

Вино выплеснулось на ее замшевые сапоги. Я застывшим взглядом смотрела на пустой пластиковый стаканчик.

– О боже… чем бы вытереть?.. – Она выудила из сумочки влажные салфетки, а я достала телефон и открыла календарь. Стоял ноябрь. Ты уехал в январе? Да, точно, как раз после Рождества.

– Ваш малыш родился в июле?

– Да, пятнадцатого… Принесите, пожалуйста, бумажные салфетки, эти не впитывают.

– О черт, простите. – Я подбежала к столу с угощением, схватила пачку салфеток, вернулась к ней и принялась вытирать ее сапоги. Она сбросила их и уселась на стул, повернув стопы внутрь. Я терла потемневшую замшу, рассыпаясь в извинениях. – У меня, случается, дрожат руки. – Ложь на удивление легко сошла с моих уст.

– Ничего, ничего. – Услышав о моем мнимом нездоровье, она смягчилась и положила ладонь мне на плечо, как старой знакомой. – Ради бога, не волнуйтесь. Они высохнут.

Мы обе встали. Джемма оказалась чуть не на голову выше меня, даже без каблуков, так что пришлось смотреть на нее снизу вверх.

– Значит… всего четыре месяца. Совсем еще маленький! – Как ни странно, у меня хватило сил заговорить и не сорваться. – Вы отлично выглядите.

– Спасибо. На самом деле я жутко устала. Он очень плохо спит. Жду не дождусь доклада консультанта по засыпанию. Может, вы что-нибудь подскажете? Вы приучали своего ко сну или ждали, когда накричится и сам уснет? Боюсь, этот метод не для меня. Не выношу его плача.

Она родила тебе сына. Ты получил второй шанс. И тут меня как током ударило – до рождения малыша прошло девять месяцев. Она забеременела за месяц до того, как ты потерял работу. Ты узнал о ребенке задолго до того, как я попросила тебя уйти. Ты был в курсе.

– Знаете, он хорошо спал. Я не прилагала особенных усилий.

– Правда? С какого возраста?

Меня замутило. Перед глазами встала картина – она тужится, а ты смотришь, как твой сын появляется на свет.

– Месяцев с четырех, точно не помню.

– Я вот думаю докармливать его на ночь смесью. Говорят, на полный желудок лучше спится. Только пока не определилась, какую…

– А отец?

– Прошу прощения? – Джемма наклонилась ко мне ближе, решив, что не расслышала. Вопрос показался ей странным.

– Я хотела спросить, у вас есть партнер?

– Да, он замечательный человек и прекрасный отец. Вот, недавно мне прислал. – Она с улыбкой достала телефон и принялась искать фотографию, шевеля губами, словно проговаривая свои мысли. Джемма повернула экран ко мне и приподняла брови, ожидая реакции, будто на фотографии изображен твой возбужденный член. В колыбели на постельном белье со звездами и месяцами спит запеленутый младенец. Снимок сделан с такого угла, что лица не разобрать. Я взяла у нее телефон и принялась разглядывать человеческое существо, в котором половина от тебя. Одна вторая его ДНК – такая же, как у нашего погибшего сына. – Он моментально его укладывает. Они обожают друг друга.

– Какая прелесть. – Я вернула ей телефон и поправила прическу, вспомнив о парике. Нужно было скорее выбираться – в зале внезапно стало слишком жарко и шумно.

– А у вас есть партнер?

– Нет… мы не общаемся. Я мать-одиночка. – Я кивнула, подтверждая свою ложь, в надежде, что она не станет расспрашивать.

– Знаете, Энн, ваше лицо кажется мне знакомым.

– Неужели?

– Наверное, мы с вами где-то встречались.

– Возможно. – Я повернулась к куче верхней одежды. Надо срочно сматываться.

– Какую школу вы заканчивали?..

– Я училась в маленьком городке на западе.

– Ходите на йогу?

– Да. Наверное, поэтому вы меня и запомнили. Я посещала много разных небольших студий. Возможно, где-то мы и пересекались.

– Нет, вряд ли…

Я начала пробираться к выходу. Джемма последовала за мной.

– Вспомнила! – Она щелкнула пальцами.

Я затравленно оглянулась на входную дверь.

– Потрясающее сходство! Вы очень похожи на мою фитнес-инструкторшу. Просто одно лицо.

Я позвонила тебе из такси по дороге домой. Четыре раза. Я знала, ты не ответишь. Мне до боли хотелось поговорить с тобой, спросить, похож ли он на Сэма, внешностью или запахом. Я забыла узнать у нее имя ребенка. С тех пор как у тебя появился сын, ты перестал отвечать на звонки. Наверное, считал, что я запятнаю, испоганю твою новую безупречную жизнь. Джемма – прекрасная мать, я убедилась в этом, пообщавшись с ней.

Должно быть, ты видел, как ее опухшая покрасневшая вагина раскрывается и выпускает на свет новое живое существо, наполовину состоящее из твоих клеток, прямо в руки доктора. Медперсонал принес тебе поздравления с рождением сына. Мальчик, уже второй. Твои глаза наверняка наполнились слезами, когда скользкого младенца положили на ее потную грудь и он потянулся губами к соску. Ты держал эту женщину за руку, пока врач продергивал нить сквозь кожу ее промежности, накладывая стежки. Потом ты взял ее под локоть и повел в туалет, а она плакала от боли; ее ляжки тряслись, по ним текла кровь, между ног все налилось тяжестью, вульва пульсировала, тело ослабло от невиданно мощного усилия. Ты подмыл теплой водой ее окровавленную промежность, как учила акушерка? Ты прилег в широкую больничную койку вместе с ней и ребенком, недоумевая, как мог любить кого-то другого? Ты отключил звук у телефона, чтобы ее не тревожили мои эсэмэски, пока она пытается выдавить капли молозива младенцу в рот? Ты заставил ее сделать ему обрезание, как заставил меня учинить это с Сэмом? Скорее всего, на следующий день ты забрал их домой; на ней была мягкая хлопковая пижама, купленная специально по такому случаю. Я ведь правильно понимаю, что квартира, в которую ты их отвез, – та самая, где ты зачал этого ребенка, где входил в нее с такой эйфорией, что совершенно забыл о возможных последствиях?