— Странный вы человек, — покачал головой Потапчук, — можноподумать, вы никогда не стреляли и на вашей совести нет убитых людей.Согласитесь, это не так.

— Стрелял, — серьезно согласился Дронго, — но только висключительных случаях. Я все время об этом вам говорю. У вас убийство сталовторой привычкой.

Только не нужно сразу на меня обижаться и отворачиваться кокну. Вы просто привыкли решать все свои проблемы с помощью оружия. Это ведьваша группа перебила литовских пограничников летом девяносто первого года.Какая возникла необходимость в столь страшных действиях? Или тоже была война?Или вы получили приказ? Ничего подобного. Я примерно могу сказать, как этопроизошло. Вас, очевидно, задержали и попытались проверить, что вы везете. Вответ вы открыли огонь. У вас в группе находились два «ликвидатора», а такиелюди не умеют договариваться. Поэтому вы просто перебили всю заставу. Два«ликвидатора» и еще два подготовленных офицера КГБ против шести-семи плохообученных энтузиастов-пограничников. Если бы даже их было вдвое больше, то итогда у них не оставалось бы никаких шансов выстоять. Все равно чтолегковооруженные пехотинцы против двух танков. И вы еще говорите мне обответственности!

— С вами невозможно спорить, — нахмурился Потапчук. — Они,между прочим, были не дети и тоже стреляли. И, кстати, убили двух нашихводителей.

— Которые наверняка случайно попали под их пули, — кивнулДронго, — и чьи трупы вы потом так блистательно использовали, выдав их заубитых Семенова и Савельева. Правильно?

Потапчук молчал.

— Вы не ответили на мой вопрос, — заметил Дронго.

— Идите к черту! — грубо огрызнулся Потапчук.

— Дискуссия завершилась к обоюдному согласию сторон, —прокомментировал Дронго. — Только учтите, Потапчук, в этом деле вам своепристрастие к оружию придется немного попридержать. Сначала мы начнемразговаривать с нужными нам людьми, потом снова разговаривать и наконецдоговариваться. А про стрельбу забудьте. Она нам не понадобится.

Потапчук удивленно посмотрел на него. Потом вдруг улыбнулсяи спросил:

— А вы сами, видимо, никогда в КГБ не работали?

— Я аналитик и сотрудничал с КГБ и с ООН, — призналсяДронго, — но непосредственно офицером никогда не был и на службе в КГБ несостоял. А почему вы спрашиваете?

— Наверное, вы большой профессионал в своем деле, — кривоулыбаясь, сказал Потапчук, — я даже думаю, вы действительно лучший аналитик внашем деле. Но в моем деле вы ни черта не смыслите. Вы действительно думаете,что можно убивать только с помощью оружия, когда держишь в руках снайперскуювинтовку последнего образца?

Дронго посмотрел на его руки. Толстые, узловатые пальцыпрофессионального убийцы казались не менее страшным оружием. Он очень серьезнокивнул головой и сказал:

— Я понимаю, Потапчук. Кажется, я действительно выразился несовсем удачно. Ведь вам, чтобы убить человека, совсем необязательно стрелять.

— Вот именно, — проскрипел Потапчук, — нас учили убиватьсотней разных способов. Мы просто орудия убийствa, а как именно убить —способов существует много, очень много. И среди них есть такие, которые несумеет понять или раскрыть ни один следователь.

— Вы специально меня запугиваете, чтобы я пожалел о нашейсовместной поездке? — усмехнулся Дронго. — Ничего не выйдет, Потапчук.Во-первых, вы всегда будете отставать от меня в своем мышлении ровно на два-трихода.

Во-вторых, вы меня никогда не тронете, наоборот, будетеохранять. Даже когда мы найдем Савельева и документы. Ведь их еще нужнопродать, а как поведут себя ваши коллеги, неизвестно. Уже по вашему разговору японял: вы не очень боитесь Семенова, хотя опасения есть. Но вот Савельева иИгната Савельева вы действительно боитесь. И готовы терпеть мое присутствие,потому что подсознательно чувствуете: только я могу сыграть с ними на равных.

— И откуда вы только все знаете? — пробормотал Потапчук. —Наверное, у вас голова все время болит. Нельзя быть слишком умным.

Обменявшись подобного рода любезностями, они надолгозамолчали и оживились, лишь когда поезд подошел к станции небольшого городкаЛуккенвальд, где в настоящее время проживал двоюродный брат Игната Савельева.

Адрес дома они помнили. Но, сидя в такси, чувствовали себянесколько напряженно, памятуя об убийствах, с которыми столкнулись во времяпоисков.

Теперь они, возможно, узнают все об исчезнувшем ИгнатеСавельеве и его документах, постараются понять, кому понадобилось убийстволитовского дипломата в Вильнюсе, бывшего полковника-КГБ Литвы в Москве. Инаконец, кто мог убить Лозинского и зачем его пытали перед смертью.

— Никогда не волновался, — признался Потапчук, — а сейчасволнуюсь. Боюсь, опять опоздаем.

— Кажется, теперь вы излишне пессимистичны, — заметилДронго, — надеюсь, с этим Савельевым ничего страшного не случится.

— Вы не знали Игната, — вдруг сказал Потапчук, — а я егознал. Это самый настоящий иезуит, поэтому он и заслужил такую кличку. Хитрый,умный, коварный.

Когда девятнадцатого числа мы готовились везти документы иуслышали про ГКЧП, у нас был самый настоящий праздник. Мы решили: теперь все,баста. Наконец восстановится порядок. А вместо этого двадцатого сообщают, чтоЕльцин на танке перед Белым домом выступает. Уже тогда Савельев предсказал, чтоэто добром не кончится. И верно, уже двадцать первого все в тартарары полетело.И Крючкова арестовали. Как только об этом сообщили, мы сразу сообразили, чтопервым делом всю нашу группу валить начнут. Это и Савельев понял. Первым срединас всех. И уже тогда решил не возвращаться в Москву. Мы думали, они сСеменовым просто боятся. Это я, дурак, потом смекнул, что они сразу жесобрались, забрав документы, на Запад сбежать и там эти самые документикивыгодно продать. И свою смерть придумали. — Он вздохнул. — И меня подставили. Ядаже подумать не мог, что он сделает.

Автомобиль подъехал к двухэтажному дому, и водитель, показавна него, сказал что-то по-немецки.

— Говорит, что приехали, — перевел Потапчук.

Дронго достал деньги, расплатился. Спросил, выходя измашины:

— Вы так хорошо знаете немецкий?

— Приходилось учиться, — мрачно ответил Потапчук, вылезая изавтомобиля следом.

Двухэтажный дом стоял несколько в стороне, словнопостроенный не по генеральному проекту застройки города, а перенесенный сюданеведомой силой.

Потапчук подошел к дверям, оглянулся и позвонил.Прислушался. Тишина. Он нахмурился и позвонил более настойчиво. Через несколькосекунд послышались шаги. Дверь открылась. На пороге стоял незнакомец вспортивной форме. Ему можно было дать и сорок пять, и пятьдесят пять, и дажешестьдесят. Подтянутый, достаточно стройный, волосы лишь слегка тронутысединой. Хмуро прищуриваясь, он смотрел на незваных гостей. И вдруг сказалпо-русски, словно они находились где-то в маленьком провинциальном городкеРоссии: