На Маркиза возлагались особые надежды по дальнейшемуфункционированию местной агентуры КГБ. Из-за конспирации Савельев не имел прававстречаться с агентом в Литве, и для этой цели полковник прилетел на один деньв нейтральную Ригу, откуда поздно ночью собирался вернуться в Вильнюс наавтобусе, чтобы уже в понедельник отправиться с готовыми материалами в Москву.Внедренный в руководство «Саюдиса» еще на первом этапе его зарождения, Маркизвходил в высшее руководство организации, столь активно выступающей противМосквы.

Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Практически повсей территории Советского Союза оппозиционные Коммунистической партии народныефронты формировались под неусыпным наблюдением всевидящего ока КГБ СССР.

Тогда еще никто не подозревал, что искусственно создаваемыепартии и блоки вскоре возглавят национальные движения в своих республиках, абывшие агенты КГБ окажутся просто вынужденными встать во главе этих процессов,не в силах остановить или повернуть их обратно. Первоначально в руководствооппозиционных народных фронтов подбирались либеральная интеллигенция, густонашпигованная агентами КГБ, и местные националисты-истерики, уже давнонаходившиеся под плотным контролем контрразведки. Но в силу общего развалапроцесс пошел совсем в другую сторону. И хотя в самом «Саюдисе» больше половиныего руководства так или иначе находилось в связи с агентурой КГБ, тем не менееименно эта организация возглавила национальное движение народа занезависимость.

Выстраданная народом свобода не подчинялась воле несколькихчеловек, пусть даже очень авторитетных и признанных в республике.

Маркиз, красивый, холеный мужчина лет сорока пяти, в своевремя вместе с семьей был выслан в Сибирь, где его завербовал КГБ еще в совсеммолодые годы.

Теперь, ожидая визита полковника, он нервно курил, сминаяуже пятую сигарету.

— Добрый вечер, — поздоровался полковник, войдя комнату.

Маркиз быстро поднялся, кивнул. Агенты обычно за руку софицерами КГБ не здоровались. Сказывалась определенная дистанция в общении.

— Когда вы прилетели из Вильнюса? — поинтересовалсяСавельев, усаживаясь за столик.

— Вчера вечером. Обычно я останавливаюсь в этом отеле. —По-русски Маркиз изъяснялся с легким акцентом, несмотря на годы, прожитые вРоссии.

— Я знаю, — кивнул Савельев. — Мы считали целесообразнымвстретиться именно здесь, чтобы не подвергать вас ненужному риску. Сейчас всамом Вильнюсе достаточно неспокойно.

Маркиз достал очередную сигарету.

— Я об этом хотел с вами поговорить. В ближайшее времяруководство «Саюдиса» планирует проведение широкомасштабных акций протеста. Онине пойдут на подписание союзного договора ни при каких вариантах. Этого небудет никогда.

Литва откажется подписать такие документы.

Оба собеседника знали, что девятнадцатого августа вНово-Огареве намечено подписание Союзного договора, юридически закрепляющего новоеположение республик. И если для одних это была необходимая формальность, то длядругих — почти революционный шаг вперед. Но только не для Литвы, уже год назадпровозгласившей свою формальную независимость от Советского Союза.

— Может, стоит поговорить с другими деятелями «Саюдиса», —предложил Савельев, — постараться убедить их в целесообразности такого шага?

— Нет, — возразил Маркиз, — это очень серьезно, и ониникогда не согласятся. Договор наша республика не подпишет.

— Но это донкихотство, — поморщился Савельев, — вы жепонимаете, чем все это может кончиться. Танки и спецподразделения снова войдутв Вильнюс, только на этот раз более основательно. И просто сметут весь«Саюдис».

— Вполне вероятно, — согласился Маркиз, — но есть идеалы,которыми наша республика не станет торговать. Это принципы независимости исуверенитета. Мы не подпишем Союзный договор.

— Вы хотя бы не употребляйте слова «мы», — разозлилсяСавельев, — я ведь говорил вам, что три четверти «Саюдиса» состоят из нашихагентов.

Он специально завышал эту цифру в несколько раз, моральноуничтожая своего собеседника. Но тот остался внешне невозмутим, только досталеще одну сигарету.

— Говорили, — согласился Маркиз, — но оставшаяся четвертьготова бороться за права Литвы. Даже если все руководство «Саюдиса» окажетсясостоящим из ваших осведомителей, все равно ничего не выйдет. Народ просто неподдержит такой вариант Союзного договора. Мы будем настаивать на полной ибезусловной независимости.

— Мне иногда кажется, будто вы сознательно загоняетеситуацию в тупик.

Хотите выглядеть новыми мучениками? Только ничего у вас невыйдет. Сейчас есть много методов по устранению политических противников.Дискредитация не самый чистый способ, но всегда очень действенный. Вы об этомне думали?

— Вы ничего не добьетесь, — твердо ответил Маркиз, — яповторяю еще раз.

Дело не в одном человеке, даже не в нескольких политиках. Мыне подпишем Союзный договор, это абсолютно категорично.

— Мне так и передать в Москву? — невесело спросил полковник.

— Так и передайте, — кивнул Маркиз. — Кроме того, у нас естьсведения, полученные из государственного департамента США. В частной беседеодин из их высокопоставленных сотрудников высказал мнение, что в ближайшиенесколько дней в руководстве Советского Союза могут произойти крупныеизменения. Горбачев, видимо, снова поменяет свою команду и введет в составруководства новых людей.

Савельев посмотрел на часы. Половина девятого. А вдругдействительно в Москве достаточно скоро произойдут какие-то изменения? Ему откровеннонамекали на это, когда он выезжал в свою затянувшуюся командировку вПрибалтику. Все может быть…

— Давайте обсудим варианты нашей дальнейшей работы, — резкосменил тему разговора Савельев…

Возвращаясь из Риги в Вильнюс ночным автобусом, он долгоглядел в окно, словно пытаясь там что-то увидеть. Наступило восемнадцатоеавгуста тысяча девятьсот девяносто первого года. Он так и не смог уснуть вполупустом салоне автобуса.

В Москве в эту ночь многие руководители огромной державытакже не спали.

Нужно принимать решение, право выбора оставалось за каждымиз них. Нервничал Крючков, колебался Язов, сомневался Лукьянов, все ещенадеялся на лучшее Янаев, просчитывал возможные варианты Павлов. Каждыйпонимал, что следующий день — девятнадцатое августа — может стать или самымпозорным днем в их личной биографии, или, наоборот, самым удачным днем вистории их страны.

Удачных мятежей не бывает — каждый из них был знаком с этойаксиомой. В случае успеха мятежи называются по-другому. Но каждый знал, что смомента выступления они отрезают себе все пути назад. А в Форосе спокойно спалчеловек, мнение которого в этой стране пока еще значило многое. Он неподозревал, что наступает последний день его правления. Даже потерпевшиенеудачу заговорщики не будут выглядеть столь жалко и смешно, как первыйпрезидент огромной страны. С этого момента он станет просто бессильным ибезвластным, и формальный срок его царствования закончится в декабре этого годауже удавшимся мятежом трех его вассалов, который назовут совсем по-другому.