Мира все же пошевелилась. Руку отлежала, нужно было как минимум изменить позу. А лучше встать с кровати, чтобы отправиться в ванную и привести себя в порядок. Мира представляла, как сейчас кошмарно выглядит: волосы сбились, косметика стерлась, и это в лучшем случае, а в худшем – размазалась, и на припухших после вчерашних возлияний веках синяки. Еще и изо рта пахнет кошачьим туалетом. Ей необходимы душ, маска, укладка и макияж. На это у Миры уходил час с четвертью. Но она могла уложиться и в сорок минут, а все потому, что действия были отработаны до автоматизма. Мира вставала раньше мужчин, с которыми проводила ночь, чтобы предстать перед ними свежей. По крайней мере на первых порах. Потом, когда кавалеры привыкали к ней, могла себе позволить расслабиться. Даже макияж снять на ночь и накладные пряди.

Когда Мира пошевелилась, Антон застонал. Она решила, что придавила ему руку, и откатилась на край кровати.

– Не уходи, – попросил Антон. Голос не был сонным. – Я не шевелился, чтобы тебя не тревожить. Мне так спокойно и хорошо рядом с тобой.

– Мне тоже. – Мира не хотела поворачиваться к Антону своим помятым лицом. Но и сразу ускакать в душ после его слов не могла. Поэтому подлезла под одеяло и стала целовать его безволосую грудь, спускаясь все ниже. Эрекция не заставила себя ждать. И Мира отблагодарила Антона за удовольствие, что он доставил ей и речами своими, и действиями.

А пока он приходил в себя после бурного оргазма, она выскользнула из-под одеяла и унеслась в ванную. Вышла посвежевшая, похорошевшая, в шикарном пеньюаре, отделанном лебяжьим пухом. Она думала застать Антона в кровати. Но постель оказалась пустой.

– Антон, ты где? – крикнула она нервно. Решила, что ее гость сбежал. И ладно если просто свалил, поставив своим побегом точку в их едва зародившихся отношениях, а вдруг прихватил с собой ее украшения, гаджеты?

– В кухне, – услышала Мира и облегченно выдохнула. – Хочу приготовить нам завтрак.

– Ты еще и готовить умеешь? – промурлыкала она, зайдя на кухню и обняв Антона, замершего у отрытого холодильника, за талию. Он был в одних трусах, со спины выглядел как не сформировавшийся тщедушный подросток, но она-то знала, сколько настоящей мужской силы таит это худое, бледное, чуть оплывшее тело.

– Не умею ничего, кроме омлета и бутербродов. Но у нас нет хлеба, поэтому будем есть яйца, которые имеются.

У нас!

Мире очень понравилось, что он сказал именно так. Теперь они вместе, и это значит, что нет «я» и «ты», «мое», «твое», есть «мы» и «наше». Ей многие говорили, что в этом нет ничего хорошего. По крайней мере в ее случае. Потому что, как правило, оказывалось, что проблемы были не у Миры, а у ее мужчин, а решала их проблемы она. Тогда как ее трудности никого не волновали. А когда госпожа Салихова пыталась переложить на своих избранников часть своей ноши, они сразу забывали о том, что нет «я» и «ты», «мое-твое», а есть «мы» и «наше». И отношения разваливались. Не всегда из-за этого, но зачастую. Мира, все понимая, клялась себе в том, что впредь будет умнее и осторожнее, но как только влюблялась, забывала обо всех зароках.

Антон вынул из холодильника четыре яйца. Отстранив припавшую к нему Миру, прошел к столу.

– Ты любишь омлет? – поинтересовался Антон. – Или тебе глазунью пожарить? Ее я тоже могу.

– Все равно.

– Мне, в принципе, тоже. Яйца я в любом виде люблю, в том числе и в сыром. – Он открыл духовой шкаф и достал сковородку. Она была новой и блестящей, бирки разве что не хватало. Примерно так же выглядели кастрюли, сотейники, противни, а все потому, что Мира либо сухомяткой питалась, либо в ресторанах кушала. Готовить не любила, хотя иногда запаривала лапшу быстрого приготовления или овсянку. – Кофе можешь сделать?

– Ага.

Мире не хотелось ничего делать, только смотреть на Антона. Через силу она взялась за приготовление кофе. Но на гостя своего поглядывала из-за плеча и отмечала, что он двигается с кошачьей грацией и совсем бесшумно. Как ниндзя, восхищенно вздохнула про себя Мира. В молодости она обожала фильмы про монахов Шао Линя, каратистов и прочих восточных единоборцев. А в Брюса Ли была даже влюблена.

– Ты не занимался у-шу или кунг-фу? – спросила Мира.

– Карате.

– Это заметно.

– В школе, Мира, – рассмеялся Антон. – И всего полгода.

Мира собиралась отвесить ему комплимент, но тут по квартире разнесся звонок.

Они оба замерли. Она с чашкой в руке, он с солонкой. Обоим на ум пришло одно и то же – полиция.

– Не открывай, – прошептал Антон, как будто за стальной входной дверью с тройным уплотнением, находящейся в другом конце большущей квартиры, его могли услышать.

– И не собираюсь. Только посмотрю в глазок, кто там.

– А если с той стороны заметят, что ты подошла к двери?

– У меня супердверь, так что можешь в полный голос говорить, с супероптикой.

Звонок повторился.

Госпожа Салихова прошла в прихожую и припала к глазку. Увидела мужчину. Незнакомого. Довольно молодого, худощавого, одетого в затрапезную одежду. Он вполне мог быть полицейским. Но это ничего. Пусть бы и опер к ней заявился, которого она еще не видела. Да хоть бы и старший, которого она Хоббитом прозвала. А ее дома нет. Дверь ломать без ордера никто не осмелится. Да и не так это просто – взломать ее супердверь. Это вам не в квартиры алкашей врываться, выбивая ногой трухлявые косяки.

Мужчина надавил на звонок еще раз. Мира лучше его рассмотрела и решила, что он не из органов. Напоминал больше какого-то проповедника. У него на плече сумка объемная, как раз подходящая для религиозных брошюр. Вот только настойчив очень. Такие люди, невесть как просачивающиеся в подъезд, обычно звонят раз, максимум два, потом перемещаются к другой двери, а этот трезвонит и трезвонит и как будто не думает уходить.

– Кто там? – услышала Мира голос своего гостя. Он звучал еще тише, чем раньше. Можно сказать, Антон не выговаривал слова, а выдыхал.

Мира пожала плечами. А «проповедник» тем временем достал из своей огромной сумки какую-то книгу. Толстую. Мира решила, что это Библия или другой какой религиозный трактат и его сейчас оставят под дверью. Возможно, представители какой-то новообразованной секты узнали, где именно живет госпожа Салихова, и решили вовлечь ее в свои ряды. Дурашки, знали бы они, сколько раз до них это пытались сделать. Особенно в девяностые, когда Мира была неприлично богата, а граждане бывшего Советского Союза падки на все новое и легковерны. Тогда многие ударились в религию, стали поклоняться мессиям, батрачить на них, отписывать им квартиры, и такая богачка, как госпожа Салихова, была лакомым кусочком для любого «братства». Адепты церкви Святого Василия из числа крестьян развалившегося колхоза «Путь к коммунизму», где этот самый Василий трудился скотником до того, как на него снизошла благодать, ее даже в заложники брали, когда машина Миры неподалеку от их обители увязла в грязи по дверки. Но Мира сумела «крышу» вызвать. Приехали ребятушки, ее из плена вызволили, прихожан разогнали, мессию высекли, пожгли дом молитвенный. Хотели всю деревню спалить, да Мира не позволила. О василианцах она больше не слышала, хотя, возможно, они пытались возродиться из пепла.