– Я желаю ей обязательно поправиться.

– Спасибо. Будем надеяться на лучшее.

– Люська, я забыл тебе сказать самое главное. Тысегодня так потрясающе выглядишь! Тебе очень идет этот костюм.

– Спасибо. Приятно такие слова слышать. Ни одна женщинане может жить без комплиментов.

– Именно поэтому я их тебе и говорю.

Как только Серега вышел из приемной, я подумала, что всепока складывается не так плохо, и, сев за свое рабочее место, тут же написалазаявление об отпуске за свой счет. Открыв дверь в кабинет шефа, я постараласьунять нервную дрожь, вошла внутрь, затем на ватных ногах подошла к его столу иположила только что написанное мной заявление.

В кабинете все было по-прежнему, словно шеф ненадолго отошели вернется с минуты на минуту на свое рабочее место. Я стояла в кабинете,смотрела на объемное кожаное кресло Олега Глебовича, на мое заявление оботпуске, которое лежало на крышке стола, и вдруг мне захотелось закричать, абыть может, даже заплакать. Чем дольше я стояла в кабинете своего шефа, темсильнее ощущала собственный страх и какую-то безнадежность. Если бы ОлегГлебович не приказал мне ехать к нему на дачу, то ничего бы и не было: я бы непопала в столь скверную ситуацию, сидела бы в своей приемной с чистой совестьюи спокойно работала. И даже если бы этого шефа не стало, то ему на смену пришелбы другой, но ни ко мне, ни к моей совести это не имело бы ни малейшегоотношения. А теперь… Теперь от той сильной женщины, которой я была, не осталосьдаже следа. Я стояла с трясущимися коленями и смотрела в глаза своему страху.Старинные настенные часы, находящиеся на самом видном месте в кабинете, тикалидовольно громко и почему-то приводили меня в состояние, близкое к ужасу.

Я вспомнила те времена, когда из-за этих часов шеф устраивалнастоящий скандал. Это случалось тогда, когда переводили время. Я почему-товсегда забывала вовремя перевести стрелки, из-за чего у шефа сбивались дела. Онопаздывал со звонками, которые нужно было сделать в строго определенное время,а иногда даже с делами, потому что, когда шеф сидел в кабинете, он всегдасмотрел на настенные часы и напрочь забывал про те, которые находятся у него наруке. И вот все это уже в прошлом… Почему-то, увидев именно часы, япочувствовала себя особенно паршиво. Вообще-то они мне никогда не нравились –уж слишком они какие-то вычурные и массивные, пожалуй, даже безвкусные.

– Спокойно! – твердо сказала я самой себе и,бросив еще один беглый взгляд на лежащее на столе мое заявление об отпуске,вышла из кабинета. Нужно беречь свои нервы и держаться достойно, потому чтосамые страшные испытания ждут меня впереди. Я должна все это выдержать. И явыдержу, несмотря на то, что сейчас силы у меня почти на исходе. Но я всегдабыла сильной. И я уверена, что у меня обязательно откроется второе дыхание, и ясмогу защитить как свою честь, так и свое достоинство.

За сорок минут, которые мне пришлось провести на работе, япостаралась сделать так, чтобы меня увидело как можно больше сотрудников. Навсякий случай даже зашла к заместителю своего шефа, чтобы поставить визвестность о том, что шеф разрешил мне взять отпуск за свой счет. Не прошло ичаса, как я покинула стены своего офиса и поймала такси для того, чтобы доехатьдо своего дома.

Как только я зашла к себе в квартиру, то сразу собрала всенеобходимые вещи, деньги и документы, не забыв при этом захватить заграничныйпаспорт. Посмотрев на свое отражение в зеркале шкафа, я подумала, что будетгораздо лучше, если я сниму Дашкин костюм и надену брюки. В конце концов,костюм слишком классический, даже торжественный, а сейчас не самое подходящеевремя для подобного стиля, и в брюках мне будет намного удобнее. Быстропереодевшись, я грустно улыбнулась своему более естественному отражению изавязала волосы в хвост.

Взяв с журнального столика письмо Николая, я сунула его вкарман брюк и вдруг подумала: надо же, очевидно, это письмо имеет какую-тонепонятную для меня важность, раз мне захотелось взять его с собой. Положиврядом с собой небольшую сумку с самыми необходимыми вещами, я присела «надорогу» на стоящий у двери пуфик и обвела свою квартиру печальным взглядом.Когда-то я здесь занималась любовью с самым желанным человеком, который сжималменя в своих объятиях, шептал ласковые слова, в которых так нуждаются женщины,дарил мне свое тепло и помогал ощущать полноту жизни. В этой квартире я любиласвоего мужчину, любила себя, потому что лишь после того, как я полюбила самусебя, меня полюбил мой избранник, а еще…. Еще я любила жизнь. И в этой квартирея ощутила жуткую боль. Боль от того, что меня разлюбили, что я оказалась ненужна тому человеку, которого считала единственным в своей жизни.

Мне была очень дорога моя квартира, и сейчас мне было тяжелодумать, что я не знаю, когда смогу вернуться в нее обратно. В этой квартире ясмогла пережить боль от потери любви и страшного разрыва со своим избранником.Я не умерла, не перерезала себе вены, не выбросилась из окна, не напиласьсмертельных таблеток… Я просто поняла, что я слишком хороша для того мужчины,который меня бросил. Он бросил меня потому, что я достойна лучшего. Все впрошлом. В прошлом душевная боль, слезы и выздоровление. Разорвав нашиотношения, мой бывший возлюбленный дал мне шанс найти новую любовь и статьпо-настоящему счастливой.

Еще раз окинув довольно грустным взглядом свою квартиру, яповесила сумку на плечо и хотела уже было открыть входную дверь. Но тутзазвонил городской телефон, и его звонок заставил меня остановиться.

– О, черт. Кто бы это мог быть?

Подойдя к телефону, я тут же посмотрела на определитель, нок моему большому сожалению, номер не определился. Звонок был слишкомнастойчивым, телефон буквально разрывался на части. Не удержавшись, я все жесняла трубку и, стараясь побороть дрожь в голосе, тихо произнесла:

– Да, я слушаю.

Но в трубке было тихо. Только слышалось чье-то дыхание, абыть может, мне это казалось.

– Говорите. Я слушаю, – повторила я.

А в ответ опять тишина.

– Говорите. Если вы таким образом шутите, то шуткапросто дурацкая! – начала сердиться я.

Положив трубку на рычаг, я вновь направилась к выходу, нотелефон зазвонил снова. В надежде на то, что это все же не дурацкая шутка, чтовсего лишь плохая слышимость на линии, я сняла трубку и уже с большейуверенностью в голосе произнесла:

– Говорите, я слушаю.

Осознав, что на том конце провода кто-то просто испытываетмое терпение и не собирается со мной разговаривать, я нервно повертела трубку вруках и крикнула раздраженно:

– Если вы не хотите со мной разговаривать, то идите-кавы к черту!