Принцесса узнала статную фигуру, укутанную в платье из плотной ткани цвета какао, узнала каштановые волосы, собранные в сложную тугую прическу с парой ниспадающих локонов.

Чистым везением было то, что Совалия Дольвейн не услышала звука открывающейся двери.

Не помня себя, одеревеневшими руками Омарейл осторожно потянула дверную ручку, и вот дубовая преграда снова разделяла ее и Сову. Желая обезопасить себя, принцесса спустилась на пару пролетов. Пот стекал ручейком по спине, но она прижималась к каменной стене, не ощущая ни холода, ни липкой влаги, ни неровной каменной поверхности.

Омарейл прислушалась. Было тихо.

В другие дни она всегда с осторожностью выходила из Черной башни: сперва прижималась ухом к двери, затем аккуратно заглядывала в широкий коридор. Так было всегда, но инцидент на уроке Даррита, паршивая погода и то, что никогда никто не оказывался у нее на пути, сыграли с ней злую шутку.

Коря себя за беспечность, Омарейл постаралась вернуть себе способность здраво мыслить. И тут же сообразила, что Сова могла оказаться в коридоре не просто из желания прогуляться по замку. Женщина была одна, а значит, вполне возможно, шла, чтобы навестить принцессу.

Это было еще одно пренебрежение принятыми когда-то правилами: с самого начала Омарейл решила, что всегда будет приходить в замок к обеду, но в последнее время порой позволяла себе немного задержаться. Все равно посетители не являлись к ней раньше полдника.

Но вот Сова, похоже, решила нарушить традицию и навестить Омарейл в обед. Чувствуя, что сердце стучало где-то в горле, она начала подниматься наверх. Ступать приходилось осторожно и медленно, хотя внутренний голос как стук молотка повторял: «Скорей! Скорей! Скорей!»

Со всей возможной осторожностью она приоткрыла дверь – коридор был пуст. Омарейл просунула голову в дверной проем и выглянула на галерею, что примыкала к коридору. Там тоже не было ни души. Понимая, что промедление может быть опасным, она быстро побежала к портрету отца, Короля Эйгира, чуть отодвинула его в сторону и скрылась в проеме.

Самое опасное было позади. Кровь пульсировала у нее в ушах, в висках, руки дрожали.

Едва Омарейл оказалась в своей гостиной, она услышала знакомый перезвон. Сова действительно пришла к ней.

Омарейл взглянула на себя в зеркало и застонала. Мало того что на ней школьная форма, а лицо было покрыто пылью, как и всегда после путешествия по тайному проходу в стене, так еще ее волосы были мокрыми, а густая черная тушь размазалась по щекам.

Она начала судорожно вертеться, пытаясь найти что-то, что спасло бы ее. Нельзя сделать вид, будто она принимала ванну, так как ее для принцессы готовили слуги. Омарейл никогда не делала этого сама.

Перезвон повторился.

Считалось в порядке вещей, если Омарейл выходила к нежданным гостям не сразу, а через четверть часа. К этому она приучила всех еще в детстве, так как желала быть хозяйкой хотя бы своего времени.

Но более долгое время могло заставить Сову волноваться.

Омарейл влетела в спальню, где у нее стоял огромный резной шкаф. Раскрыв дверцы с зеркалами, она начала просматривать вешалки и полки. Взгляд ее упал на чалму, украшенную жемчугом и небольшим лебединым пером. Ее в свой последний визит подарил принцессе Ил Белория, Патер Нортастера. Под чалму легко можно было спрятать мокрые волосы.

Быстро схватив белые брюки, которые придворные портные сшили ей для конкурса танцев, она подобрала к ним белый фрак с обшлагами, искусно расшитыми серебряной нитью.

Надев все это, Омарейл взглянула на себя. Кажется, костюм Лебединой башни для «Листопада» был готов, а сейчас ей предстояло продемонстрировать его Сове. Наскоро подправив макияж, она трижды глубоко вздохнула и прошла в Комнату Встреч.

– Ваше Высочество, – протянула Сова с явным одобрением. – Ваш наряд сегодня поражает воображение.

– Спасибо, – отозвалась Омарейл по возможности безразлично. – Жаль, никто, кроме нас с вами, его не увидит.

Это была традиционная колкость на тему ее заточения, без которой не обходился ни один разговор с Совой.

– Что случилось? – спросила затем принцесса.

– Есть деликатная тема, которую я хотела бы обсудить с вами, Ваше Высочество, – произнесла госпожа Дольвейн заговорщическим тоном.

– В самом деле?

– Да, это касается… ах, уверена, госпожа Бенедикт уже рассказала вам счастливую новость?

Омарейл на мгновение сжала зубы. Несмотря на то что она не возражала против брака Севастьяны и Бериота, ей не давала покоя мысль о том, что все это было подстроено Совой. Женщина должна быть крайне довольна собой и тем, как все провернула. Это вызывало у Омарейл раздражение.

– Разумеется, – ответила она ровно.

Повисла пауза. Видимо, Сова оценивала реакцию собеседницы. Омарейл вздохнула и постаралась придать своему лицу нейтральное выражение. Повторяя пальцем рисунок сложной вышивки на рукаве, она ждала продолжения.

– Сегодня о свадьбе будет объявлено официально, – Сова помолчала еще. – Состоится бал в честь помолвки.

– Счастливо повеселиться, – безразлично отозвалась Омарейл.

– Вы хотели бы увидеть фотографии? – спросила вдруг Сова.

Не сумев сдержать порыва поднять голову и изумленно взглянуть на преграду, разделявшую ее с собеседницей, Омарейл увидела собственное удивленное лицо в зеркале. Сова никогда не предлагала ничего подобного. Все снимки, что она получала, были принесены ей тайно Севастьяной и несколько раз – мамой. И никогда среди этой контрабанды не было изображений членов семьи – просто на всякий случай.

– Я не очень понимаю… – произнесла Омарейл, пытаясь угадать, что крылось за этим предложением.

Сова надеялась подловить ее? Получить согласие, а затем разоблачить?

– Я могу попросить фотографов сделать несколько снимков без лиц, – мягко ответила та. – Вам наверняка хотелось бы посмотреть, как выглядит мероприятие, какое платье у вашей сестры…

– Госпожа Дольвейн, мне запрещено…

– Ваше Высочество, – Сова так произнесла эти слова, что Омарейл все поняла.

Эта женщина знала о каждой фотокарточке, каждой газете, каждом журнале, что попадали к принцессе в руки. Омарейл решила отбросить притворство.

– Мне было бы действительно интересно посмотреть на такие фотографии, – сдержанно ответила она.

После нескольких секунд тишины Сова заговорила с Омарейл особенно нежно и проникновенно:

– Не думайте, что я не понимаю, в каком вы положении. Не понимаю вашей боли. Но безопасность всего Ордора в ваших руках, это так. Это – суровая правда жизни.

Омарейл сложила руки на груди, не желая верить в это показное сочувствие.

– Но сегодня не просто помолвка вашей сестры и моего сына. Это и наш с вами праздник. Мои будущие внуки – это ваши будущие наследники. Мы станем одной семьей. Для меня это многое значит, как, уверена, и для вас…