– Как выразился? Куда они ездят, кто приходит и уходит, о чём они разговаривают? Ты точно не встречался с Сольде: она бы не смогла держать язык за зубами, даже если бы от этого зависела её жизнь… Ну да ладно. Если тебе пригодится отчёт о моде, мебели, о том, кто с кем спит в этом городе, я узнаю. Но можно мне получить ещё той жи… изысканной микстуры прямо сейчас? Или же мне просто броситься вниз с моста, потому что я всё равно скоро погибну?

– Возможно. Если бы тебе было дело хоть до кого-нибудь в твоём окружении, это, без сомнения, был бы лучший выход. Для них.

Рюген сжал зубы и почувствовал, как челюсть пронзила боль. Слова Нафраима звучали беспощадно и резко. Рюген не готов. Больше ему нечего ждать? Нарастающее безумие, которому суждено закончиться тем, что он станет кусать людей за горло?

Нафраим расстегнул пальто, снял с ремня кошель и протянул Рюгену.

– Этого хватит, чтобы оплатить счета, от которых ты бежишь. И не забудь вернуть Юве Саннсэйр остаток долга. Она не станет тебе доверять, пока ты не рассчитаешься с ней.

Рюген взял кошель, не спрашивая, откуда он узнал, что Юва получила только половину долга. Деньги приятным грузом лежали в его ладони.

Нафраим улыбнулся, не отводя глаз от горизонта.

– Ты слишком мрачно смотришь на вещи, Рюген. Волчья хворь не должна быть приговором. Ты сильный, ты сможешь выкарабкаться. С небольшой помощью ты ещё сможешь прожить долгую жизнь. Год. Двадцать лет. Или несколько сотен лет…

Его слова гарпунами вонзались в Рюгена и крепко держали. Он очень хотел получить ответ, но не знал, с чего начать.

– Несколько сотен лет? Ты серьёзно? Почему кровопускатель не забрал тебя давным-давно? И разве у таких, как ты, нет клыков? Я слышал, что долговечные – это больные волчьей хворью, которые не сходят с ума, а, чёрт их побери… Я видел больных волчьей хворью, слышишь, и они не такие, как ты!

Долговечный посмотрел на него с огнём во взоре.

– Нет. Они такие, как ты.

Рюген почувствовал себя побеждённым. Тоска и ярость бились за место в его душе. Он не знал, чего хочет больше: поколотить стоявшего перед ним мужчину или броситься ему в ноги. Но за что его бить? За то, что он сказал правду? Больные волчьей хворью не живут в висячих домах, не купаются в деньгах, не носят перстней, которые служат им пропуском к лучшему, что есть в жизни. Больные волчьей хворью живут на плотах. Рабы крови. Зависимые.

Нафраим снял перчатки, вынул один зуб и обнажил совершенный звериный клык, который был спрятан у него во рту. Рюген разглядывал клык, его тошнило и пошатывало. Нафраим большим пальцем затолкал пустой зуб обратно и надел перчатки, как будто ничего особенного не произошло.

– У нас разные методы. Одни используют фальшивые зубы, другие стачивают клыки, а кто-то оставляет такими, какие они есть. Потрясение, которое ты сейчас испытываешь, не имеет отношения к зубам, Рюген. Ты ищешь причину. Ты не доверяешь самому себе и удивляешься, почему я тебе доверяю. Но мне нет необходимости полагаться на тебя, я доверяю твоему инстинкту самосохранения. Единственное, в чём я совершенно уверен – это в том, что ты всегда будешь самым важным человеком в своей жизни.

Рюген знал, что повержен. Он разговаривает с долговечным и понятия не имеет, оскорбляют его или делают комплименты. Он беспомощен, и Рюген уже открыл рот, чтобы сказать это, но Нафраим остановил его.

– Тихо. Иди за мной: это продлится лишь миг, – сказал он и взмахнул рукой.

Между горами на горизонте разрослось золотистое сияние и подожгло море.

Солнце…

– Его ещё пару дней не будет видно из города, – тихо произнёс Нафраим, как будто боялся спугнуть светило. – Чтобы увидеть его, надо подняться наверх.

Рюген раскрыл рот. Казалось, вардари призвал первые лучи весеннего солнца. Боги милосердные, да перед ним настоящий долговечный. Тоска разрасталась в груди и оборачивалась острой жаждой, которой он никогда не испытывал. Жить. Он должен жить. Стать одним из тех, кто возвышается над мраком и зимой и не испытывает недостатка ни в чём. Вот для чего он рождён.

Пусть отправляются в Друкну красные охотники, долги, болезни и шлюхи. Он заслуживает много большего. Рюген почувствовал, что на глазах, как у глупого мальчишки, выступают слёзы, но сил сдерживаться не было. Обнажённое сердце открыто, тёплое тело дико. В руках у него кошель, полный денег, солнце горит в море только для него, и он прошёл по мосту Богов с человеком, который способен сделать его значимым.

Рюген не мог оторвать глаз от Нафраима. Если бы он попросил, Рюген бы жопу порвал ради него. Встал бы на четвереньки на брусчатку и без колебаний принял бы его в себя. Рюген боялся, что мысли написаны у него на лице, но долговечный лишь взглянул на него и улыбнулся.

– Ну что… Спустимся вниз и купим солнечных калачей? – Нафраим развернулся и направился в обратную сторону. Он кивнул в сторону Наклаборга. – Кстати, я представил бы тебя, но, боюсь, её Величество отправилась в Фимле.

Рюген не смог сдержать смеха.

– Ты знаком с королевой? Ты бывал в крепости?

– Бывал? Дорогой мальчик, я его строил. И прожил в нём много чудесных лет.

Рюген чуть не выронил кошель. Возможно ли это? Замок в Наклаве был древним – несколько сотен лет; сколько именно, Рюген никогда не пытался выяснить.

– Ну и… что же случилось?

Взгляд Нафраима устремился вдаль, как будто он рассматривал что-то в другом мире. Он вздохнул.

– Мир. Я отдал его в обмен на мир.

Юва никогда не видела похоронной процессии длиннее, чем эта. Она оглянулась через плечо, но не смогла разглядеть её конца, только бесконечный хвост огней под моросящим дождём. Смерть члена Ведовской гильдии всегда привлекала людей, а мама занимала высокий пост, и ей не исполнилось и пятидесяти.

Кое-кого Юва узнала: людей, которые обивали мамин порог в течение многих лет и потратили Муун знает сколько денег на то, чтобы удостовериться, что проживут долго. Другие пришли, потому что их должны были видеть на этом мероприятии. А может, потому что верили в сказку, будто чтицы крови могут поделиться своими способностями перед тем, как сгинуть в море.

Сольде шагала рядом с сестрой, на её руке позвякивал рог смерти. На ней был тот же самый красный театральный костюм, в котором она явилась на Шкурный двор. Намокшая под дождём вуаль начала липнуть к лицу. Вуаль делала мир похожим на сон, поэтому Юва решила выйти без неё. Ей хватило непонятного и нереального. Хватило тайн за глаза и за уши. Сегодня вечером она хотела видеть кристально ясно. Это последнее, что ей надлежало сделать для Лагалуны Саннсэйр.

Постоянный полумрак Наклава начал немного рассеиваться. Совсем скоро наступит Смельта, месяц, завершающийся весенним равноденствием и Всеобщим забегом. Скоро из-за солнца, которого всем так не хватает, люди не будут спать ночами. Новый свет, новая жизнь.