Чувствуя, что уже заранее ненавижу это «прошлое» Алексея, отбегаю от двери и делаю вид что поправляю на окне шторы.

— Здравствуйте, — слышу у себя за спиной тот самый голос и оборачиваюсь, смеряя молодую женщину в синей медицинской униформе взглядом.

Она делает тоже самое со мной.

Красивая, высокая, фигуристая. Уголок ее губы чуть брезгливо ползёт вверх, говоря мне о том, что его хозяйка обо мне абсолютно противоположного мнения, нежели я о ней.

Да, третья ночь без сна даётся мне с трудом.

— Здравствуйте… — нахожу в себе силы ответить и подойти к кровати сестры.

— Краткую картину болезни, расскажите, — говорит она совершенно беспристрастным тоном. — Паспорт родителя, полис ребёнка, — делает жест медсестре, чтобы взяла документы. — Лида, запиши.

— Сейчас… — я срываюсь к сумочке.

Пока отвечаю на ее вопросы, медсестра заполняет анамнез, Алексей периодически дополняет мои ответы.

Баринов стоит возле входа в спальню и держится достаточно отстранённо.

А мне эгоистично хочется, чтобы он подошёл и показал этой женщине, что мы с ним вместе. Что мы с сестрой в его доме не просто так и…

Да кто она такая вообще? Почему смотрит на меня с пренебрежением? Или это мне только кажется, и я просто схожу с ума от ревности?

— Хочу вам сказать, — заключает врач, — что это не отравление. Это розеола. Вирусное заболевание. Очень редко встречается в возрасте пяти лет, но вы где-то умудрились. В целом, нет ничего страшного. Посмотрите, поднимает Ксюшину руку и демонстрирует нам сгиб локтя. — Уже пошла сыпь. Это значит, что завтра температура спадёт сама.

— И чем лечить? — с нажимом спрашивает Алексей.

— Ничем, — встаёт его знакомая с кровати и перекидывает через шею фонендоскоп. — Само пройдёт. Сейчас укол сделаем жаропонижающий. Ребенок проспит на нем до утра. Ещё вопросы? — переводит она взгляд сначала на меня, а потом на Алексея.

— Нету вопросов, — качает он головой. — Аня, спрашивай, не стесняйся, — кивает мне.

— А когда нужно показаться врачу? — подаю я свой севший от переживаний голос. — И, вообще, что на счёт купания, прогулок, заразности?

— Инкубационный около недели, — терпеливо отвечает женщина. — В детский сад сообщит эпидокружение. Справку возьмёте в своей поликлинике. Для взрослых болезнь не опасна, особое внимание уделяется только людям с иммунодефицитом и беременным на ранних сроках.

— Беременным, — сглатываю я, — а чем опасно для них?

— Нарушением в развитии плода, — прищуриваются и темнеют ее глаза. — В некоторых случаях показан медицинский аборт.

— Ясно, — выдавливаю из себя, чувствуя, как начинает кружиться голова.

— Помогите мне, пожалуйста, — просит медсестра, потому что Ксюша отказывается поворачиваться на живот и прячет попу.

— Не надо укол, — начинает она хныкать, — я таблеточку выпью. Не надо…

Уставшая, сонная, испуганная большим количеством посторонних людей. Мое сердце сжимается, когда я прижимаю сестру к себе.

— Заинька, — уговариваю ее, пытаясь повернуть. — Сразу легче станет. Пожалуйста, давай сделаем укольчик. Это не больно. Я обещаю.

— Нет… — упирается Ксюха.

— Держите ее, — теряет терпение медсестра и сдергивает одеяло. — Нас люди ждут.

Сестра рыдает и прячется за подушку.

— Вышли все! — рявкает Баринов. — Я сам. Аня, проводи врачей. — Отбирает у медсестры шприц и распахивает шире двери спальни. — На выход все!

— Виктория Львовна, — теряется медсестра и поджимает губы, — Не положено же.

— Пойдём, — подхватывает знакомая Баринова свой чемодан. — Он умеет. Я ручаюсь.

Я окончательно перестаю что-либо понимать и глупо смотрю, как напуганная агрессивностью медсестры Ксюша, рыдает на груди у Алексея.

Почему-то чувствую себя предательницей.

— Аня, они сами не выйдут, — выводит меня из транса Баринов.

— Да, конечно… — киваю.

Слышу, что бригада скорой уже начинает стучать каблуками по лестнице, и бегу за ними.

— Большое вам спасибо, — стараясь

игнорировать свои женские неуместные чувства, говорю почти искренне.

— Это наша работа, — тормозит мой порыв любезный та самая «Виктория» и выходит за дверь.

— До свидания, — в тон ей, видимо, из солидарности, а может из вредности говорит медсестра.

— До свидания, — шепчу.

Блокирую замок и ложусь спиной на стену.

Кажется, я только что познакомилась с бывшей женщиной Алексея…

И пусть ситуация встречи явно говорит о том, что они не общаются, я все равно чувствую себя не в своей тарелке. Что значил их странный разговор в коридоре?

Как на отходняке, руки начинают трястись, а горло пересыхает.

Сейчас главное совершенно другое. Дождаться утра и убедиться, что Ксюше действительно станет лучше.

И поэтому я гоню от себя прочь все остальные мысли. Потом.

Отталкиваюсь спиной от стены, открываю глаза и вижу перед собой Баринова.

— Ты сделал укол? — спрашиваю его.

— Сделал, — складывает он на груди руки и не отводит от меня тяжёлого, пристального взгляда. — Она сразу обняла подушку, затихла и уснула.

— Что-то не так? — осторожно интересуюсь, и передергиваю от напряжения плечами.

— Это я у тебя хочу спросить, Аня… — говорит он. — Что значат твои странные вопросы?

Барин

— Я клянусь, мне ничего от тебя не нужно, — соленые дорожки слез текут по ее щекам, и Аня слизывает их с губ языком. — Я просто не смогла. И я… — всхлипывает, — я вообще не понимаю уже ничего… — замирает и смотрит мне в глаза. — Мне вообще кажется, что я тебя люблю… — выдыхает и, со стоном бьется затылком о стену. — Я, наверное, не первая… кто тебе это говорит. — горько.

— Млять! — Выдыхаю тихо.

Подхватываю Аню на руки, потому что идти сама она явно не может. Трясётся вся.

Усаживаю на диван в гостиной и иду на кухню. Наливаю стакан воды, высыпаю на ладонь снотворное, и тут же сбрасываю его в ведро. Черт! А вдруг и правда беременна. Нельзя.

Возвращаюсь просто с водой и присаживаюсь перед Аней на корточки.

— Давай, мелкими глотками.

Послушно исполняет, клацая зубами о стекло.

Я разглядываю ее снизу. Расстроенная, уязвимая, красивая. Волосы легкими волнами на плечах, пальчики на стакане тоненькие, перепад от груди к талии такой нереальный, что слюной захлебнуться можно… Я, блин, умею выбирать!