Я сказал уверенно:

– Не знаю! Но что-нибудь придумаю! – И вдруг сам понял, до чего заврался. Я ведь даже о сегодняшнем дне не мог думать, не то что о будущем. Все мои планы умерли еще тогда, с Фёклой. И потом уже здесь, в интернате. Я, видно, тогда тоже умер, хоть и остался живым. Но только снаружи! А внутри – разве это человек? Так, курица замороженная. И даже если меня разморозить, всё равно таким, как был, я уже никогда не стану. И мечты те – они уже тоже не вернутся.

У меня даже в носу закололо – так мне их жалко стало. Особенно ту, про велик. Но и про ферму тоже. Страусиную! Мы с Фёклой туда сто лет собирались. А еще на море. Но это, правда, уже давно – еще в первом классе было. Я же их всю жизнь собирал – мечты эти. Прятал в секретном месте. В копчике! Они там всё время ворочались – не передать как. Щекотно очень! А теперь что? Теперь у меня даже копчика нет – я его вообще не чувствую. Только спину, а дальше всё – пропасть.

– Вот то-то же! – Ржавый самодовольно кивнул. – А говоришь, у тебя планы!

– А у тебя будто есть! – огрызнулся я.

Он вдруг загадочно притих:

– Может, и есть!

– Расскажешь? – спросил я без всякой надежды, а сам подумал: «Да прямо-таки!»

Но Ржавый неожиданно согласился:

– Расскажу, но позже. А сейчас пошли.

Видно, ему здорово по мозгам настучали, раз он таким разговорчивым сделался.

– Давай. – Я встал и протянул ему руку, помогая подняться.

Он кивнул вместо «спасибо», и мы пошли.

– Ты веди, – сказал я, осторожно ступая. – А то я в этих дебрях ни черта не разбираюсь.

– Да какие тут дебри? Так, лесок! – Он уверенно зашагал вперед. – Главное, на этих уродов не нарваться.

– Думаешь, они где-то рядом? – испугался я.

– Не думаю. Я их знаю! – ответил он без особой радости.

– Давно? – Рот у меня никак не закрывался. – Всех троих?

Ржавый остановился и стал крутить головой, словно раздумывая, куда идти дальше. Поколебавшись, он махнул рукой влево:

– Туда!

И мы зашагали быстрее.

– Я когда первый год в лагерь приехал – мы с Фалей сразу подружились. – Голос у рыжего сбивался от быстрой ходьбы. – И с Захаркой тоже!

– С Захарушкой? – удивился я. – Он же дурачок был?

– Наоборот, славный. – Голос у Ржавого подобрел. – Безобидный совсем. Эдика в то лето на работу взяли, физруком. Он странный был, но кто после детдома нормальный? А еще с Захарушкой такое…

– Да уж! – посочувствовал я.

– Да нормальный он был! Говорю тебе! – Ржавый запальчиво пнул подвернувшийся обрубок дерева. – Его просто трогать не надо было. Особенно сумочку.

– Сумочку? – прыснул я.

– У него сумочка была, такая… – Рыжий изобразил в темноте что-то круглое. – Эдик ему сказал, что она мамина, вот он и прилип к ней намертво. Даже спал с ней.

Я тут же вообразил Захарушку с сумочкой под мышкой.

– А потом?

– А потом всё. – Голос Ржавого опять стал шершавым. – Он исчез. Конец истории.

– Так а с Фалей вы чего рассорились? – не понял я связи.

– Мы с ним потом еще больше сдружились, – поправил Ржавый. – Он Захарушку знаешь как любил?! Переживал очень, когда тот исчез. А потом…

– Ну? – тормошил я рыжего.

– Однажды мы с Фалей залезли к Эдику в подсобку, без разрешения. Хотели там на матах попрыгать. – Ржавый вдруг встал как вкопанный. – И я нашел там сумочку!

– Какую сумочку? – не сообразил я.

– Красную, – прошипел Ржавый. – Захарушкину!

– А-а-а! – Иногда я и правда соображаю не так быстро, как хотелось бы. – Понятно.

Ржавый, конечно, тут же догадался, что я ничего не понял.

– Ты тупой, что ли? Я же тебе говорю, Захарушка эту сумку с собой везде таскал. И в лес он тоже с ней ушел, понимаешь?

– Нет. – Я виновато моргнул. – Тогда как она оказалась у Эдика?

Ржавый торжествующе щелкнул пальцами:

– А я тебе о чём, балда! Эдик же сказал, что не видел, как Захарушка в лес уходил. Но раз сумочка была у него, значит, он соврал!

– Да ты что? – осенило меня. – Думаешь это он его… того?

– Не знаю. – Ржавый беспомощно развел руками. – Но сумочка…

– Зачем ему врать? – Во мне тут же заговорил Шерлок Холмс. – А Фаля как же? Он тоже ее видел?

– Видел! А когда я предложил всё рассказать воспитательнице, он не дал. Сказал, что мне никто не поверит. И если я буду выступать, они мне с Эдиком такое устроят!

– И ты не рассказал? – Я кое-как проглотил разочарование. – Струсил?

– Конечно, струсил! – Он резко отвернулся. – А ты бы нет? Я тогда знаешь каким был? Боялся всего на свете…

– Тоже струсил бы… наверное, – подбодрил я. В конце концов, он же тогда совсем мелким был. Что с него взять?

Я решил сменить тему:

– И вы больше про сумочку не вспоминали?

Ржавый покачал головой:

– Мы больше вообще не разговаривали. А на следующий год, когда я приехал, он уже со Штыком был. Потом они еще и Зенита к себе взяли.

– А Зенит у них что, четвертый? – прикинул я вдруг.

– Почему четвертый? – удивился Ржавый. – Третий!

– Нет, я имею в виду брат. Четвертый? Он же там на костре кричал «ты моего брата убил», помнишь?

– А! Так это у них названое братство.

Он вдруг со злостью сплюнул:

– Братство свиней!

– Да уж, – затянул я глубокомысленно. – А Яшка с Гнусиком знают?

– Знают, а толку? Там и сумочки уже, наверное, нет, – неожиданно залепетал он.

«С чего бы это?»

– Ты не видел? – спросил рыжий вкрадчиво.

«Ну я же говорил! У меня на такие вещи сразу нюх срабатывает. То есть слух».

– Так вот зачем ты меня в ту подсобку заманил! – Я по-настоящему разозлился. – Хотел, чтобы я тебе сумочку достал?

– Прости. – Ржавый тронул меня за плечо. – Это всё ради Захарки! Может, если Эдика прижать, он…

Меня вдруг осенило:

– Ты детективов насмотрелся?

Он сердито отмахнулся:

– Я думал, пока ты там будешь палатку искать…

– Выдуманную! – перебил я с возмущением.

– Да она у нас и правда была! – горячился Ржавый. Но не об этом сейчас!

Он начал громко и сбивчиво объяснять:

– Я, честное слово, хотел тебе про сумочку сказать, ну так, не вдаваясь. Но потом вдруг Эдик пришел. Я же под окнами стоял, когда вы с ним сцепились. А потом Эдик убежал, и я сразу на крышу полетел – тебя вытаскивать. Мы же с Фалей все углы там излазали!