Люди, следившие за монитором, переглянулись.

— Они реально не видят друг друга, — сказал один другому. — Ни те этих, ни эти тех.

— Да-а, — протянул второй. — Плесень?

— А хрен ее. Что там это… противоядие или как его? Когда уже?

— Пока не знаю. Сказано держать здесь, пока не будет инструкций.

— Ну, ждем тогда.

— Ага.

И двое у монитора откинулись на спинки своих кресел, наблюдая за людьми на экране, которые находились в одной комнате и смотрели сквозь друг друга, как сквозь воздух.

Глава 17

Не пей вина, Гертруда!

Ильгар Сафат[33]

Молодежный театр «Беспечная улица» готовился к премьере. На суд зрителей выносилась пьеса известного драматурга Уильяма Шекспира «Гамлет». С чего же еще начинать юным артистам?

Режиссером спектакля сам себя назначил Давид Чхония, розовощекий мигрант из Грузии, проживающий в Москве около года, но уже явивший свой недюжинный талант как в новорожденном театре, так и на Москворецком рынке, где торговал сухофруктами. Кстати, о сухофруктах. Грузчиком на том же Москворецком рынке работал сибиряк Иван Курагин, для своих — Курага. Поначалу между Курагой и Давидом вспыхнула национальная рознь, впоследствии переросшая в настоящую дружбу на почве общей любви к театру. Записываться в труппу «Беспечной улицы» они пошли вместе. Вскоре Чхония выбился в режиссеры, но о своем друге не забыл, сразу же назначив Курагина на роль Гамлета.

Сам Чхония в спектакле должен был появиться в образе Призрака, весь обмотанный паутиной и почему-то на велосипеде. Это была его режиссерская находка и одна из самых ярких сцен постановки.

Ане Шергиной отвели роль Офелии. Чхония долго шлифовал ее пластику дурочки, учил правильно разбрасывать цветы и топиться в голубом полиэтилене. Нет никаких сомнений, что сцена безумия Офелии могла бы затмить даже момент появления Призрака. В этом месте зрители должны были долго и безутешно оплакивать загубленную невинность дочери Полония.

Репетировали несколько месяцев, выверяя мизансцены и добиваясь их максимальной выразительности. Постановка грозила стать событием в театральной жизни столицы. Так, по крайней мере, уверял артистов, временами терявших веру в своего лидера, Давид Чхония.

И вот неотвратимо обрушился день премьеры.

Зал театральной студии был полон — настоящий аншлаг. Публика собралась самая разношерстная. Передние ряды заняли хмурые кавказцы, покинувшие ряды торговые, чтобы поддержать режиссерский дебют друга. В середине теснились важные персоны, специально приглашенные администрацией театра. На остальных местах расположились истые столичные театралы и родственники артистов. Свободных кресел не было, зрители сидели даже в проходах, на приставных стульях. В зале отсутствовали только одноклассники и родня Офелии. Давид Чхония то и дело поглядывал на часы, хотя уже и не надеялся, что артистка, пусть и с преступным опозданием, но все-таки явится к началу спектакля.

— Ух, жэнь-щинна! — кипел Давид, гримируясь в мертвенного Призрака и одновременно с этим отдавая последние указания труппе. — На тваем мэстэ, Гамлэт, я би сам ее утапил, слуший! И нэ на сцэнэ, а в Яузэ, мамой клянусь! Всэх нас падвэла под манастыр!

— Была такая возможность, — флегматично отозвался Иван, натягивая парик с вьющимися кудрями. — Смотри!

Курагин достал из кармана широких елизаветинских штанов свой мобильный телефон и показал приятелю видео с моста, фрагмент которого так шокировал в свое время одноклассников Ани Шергиной.

— Это ви што, рэпэтировали? — с надеждой в голосе спросил последователь Станиславского. — Работа актера над ролью, да?

— Да нет, — честно признался Курагин, — Аня меня попросила подыграть! Ей для чего-то нужно было! Одноклассников, сказала, хочет развести!

— А-а-а, ну-ну! — разочарованно поморщился Чхония.

Видео его тем не менее впечатлило. Уж больно выразителен был Курагин в образе злодея. Как он накидывался на Офелию, хватал ее за волосы, жестоко заламывал девушке руки, пытаясь сбросить жертву с моста!

— Стоять! — кричал Курага не своим голосом.

— Отпусти! — беспомощно отбивалась Аня. — Что тебе надо? Полиция!

— Заткнись! Тебя ведь как человека просили, поговори с отцом! Убеди! Неужели не пойдет навстречу любимой дочке? Не зверь же он?! Ты хоть понимаешь, что с тобой может быть, а?!

Курага заваливает Аню на перила моста, угрожает сбросить ее в воду. Аня хрипит, задыхается, пытается освободиться.

— Не дергайся, а то уроню! — тяжело дыша, советует злодей и театрально смеется. Глаза у Курагина блестят, как у заправского маньяка.

— Убэдитэлно, слуший! — закивал Чхония. — Надо будэт с вами «Отелло» паставить! Натурально дущишь, красаучик!

Курагин с гордостью клеил себе усы, но, как воспитанный человек, скромно отмалчивался. Однако досмотреть ролик не получилось: раздалась волшебная мелодия, и голос из динамика объявил первый звонок. Давид внезапно вернулся в реальность, вспыхнул и начал нервно расхаживать за кулисами, повторяя по-грузински что-то гортанное и явно неприличное.

— Лучшэ би она на сцэнэ так убэдитэлно играла! — сквозь зубы шипел Чхония, не желая мириться с тем, что его театральное детище оказалось на грани провала. Отсутствие Анны не оставляло никаких надежд его избежать. Роль Офелии хоть и не заглавная, но без нее известный драматург Шекспир обойтись не смог, а значит, и он, Давид Чхония, вряд ли обойдется. Да и нет времени что-либо менять — зрителей полный зал! Самые нетерпеливые уже торопят события одиночными хлопками.

— Ничего! — самонадеянно отмахнулся Гамлет. — Выкрутимся!

Курагин был на удивление спокоен. Казалось, отсутствие партнерши его мало беспокоит. Такова уж природа артистов: их интересует только собственная роль и то, как они сами будут смотреться на сцене. О судьбе предприятия в целом, равно как и о важных частностях спектакля, вынужден тревожиться один только режиссер-постановщик.

Внезапно в складках пыльного, еще не поднятого занавеса Чхония увидел нервно хрустевшую пальцами актрису Хрюнову. Чиркнув взглядом по ее широкой груди, режиссер тут же нашел гениальное решение роли Офелии в условиях отсутствия на премьере артистки Шергиной.

— Инна Сэргээвна, дарагая! Спасайтэ!

Давид умел быть обходительным с женщинами, и роль Офелии была молниеносно отдана Инне Сергеевне Хрюновой, зрелой даме, служившей «красной шапочкой» в метро, но всю жизнь мечтавшей о театральных подмостках. Чхония пообещал Хрюновой главные роли во всех своих дальнейших постановках и вдобавок заверил, что чаша с ядом будет до краев наполнена домашним саперави, всегда хранившимся у Давида в гримерке.

Инне Сергеевне, самой возрастной актрисе молодежного театра «Беспечная улица», в постановке Чхонии была отведена роль Гертруды, ветреной мамаши Гамлета. Но теперь, благодаря смелому полету режиссерской мысли, Хрюнову ждала еще одна значимая роль. О большем счастье начинающая возрастная артистка не могла и мечтать. Долго уговаривать Инну Сергеевну не пришлось. Она была польщена и сдалась без боя. Но надеяться на то, что зритель не заметит роковой подмены, было наивно. Выдать