Я так устала топтаться на месте, что у меня давно опускаются руки. Держусь из последних сил и не покидаю сферу лишь по одной причине – куда мне идти? Больше я ничего толком не умею. И знаю, что способна многому научить юниоров, с которыми лишь мечтаю работать, но прекрасно понимаю, насколько тяжелая ответственность ляжет на мои плечи.

Даже если какая-либо из взрослых спортсменок пожелает видеть меня своим тренером, я не пойду на сделку. Просто не переживу, если со мной она не пройдет в тройку лучших и всю жизнь будет потом винить ту, что «сломалась сама и ее сломала».

В целом, работа – сущий ад, когда она не приносит ощущения нужности миру. Бессмысленные часы, выброшенные в урну жизни.

Я держусь на плаву только благодаря таким моментам, как этот: Лиззи крутится на поверхности льда, словно заведенный волчок. Кажется, что она никогда не остановится. Легкая, юркая, парящая над замысловатыми рисунками, оставленным письмом на замерзшей воде. Она напоминает мне тотем из фильма «Начало», демонстрирующий мне разницу между сном и реальностью.

Остановится…Значит, я опять не во сне.

А иногда мне так хочется, чтобы все происходящее – оказалось выдумкой Морфея. Я хочу проснуться в другой реальности, в другом мире.

Наверное, потому что с каждым годом я все меньше чувствую жизнь, и хотелось бы многое переписать, начать сначала…но рутина засасывает, толкает на привычные действия, да и здравый смысл подсказывает, что настоящей жизни, после иллюзорного «пробуждения» тоже нет. Жизнь – это то, что мы сами наделяем смыслом.

И мой смысл надежно заперт в нескольких километрах от Чикаго и намертво скован льдом последние пять лет.

– Я едва ли не завалила простейший «тулуп», – в голосе амбициозной и волевой Бет отчаянно звенят истеричные нотки. – Скай, я совсем не готова к новогоднему выступлению. Мои родители будут в ужасе, если я упаду на глазах у всего стадиона, – жалобно хнычет кроха, бросая на меня взгляд, полный печали.

– Ты отлично справилась с программой, – опускаясь на уровень ее глаз, одобрительно киваю Элизабет, вселяя в загорающуюся звездочку ту уверенность, которой ей так не хватает. – Да, недочеты были, но к концерту и экзамену мы их обязательно отработаем. Договорились?

– А если я все-таки упаду? – в глазах Бет крошечными искрами пляшут бесы, отожествляя самые сокровенные и тайные детские страхи. – Прямо перед родителями? Или сотней зрителей? Мама расстроится! Они с папой так много работают, все ради моих тренировок…, – в ответ я напряженно выдыхаю, едва не возведя взгляд к потолку. Только дети-спортсмены могут страдать таким гиперболизированным «синдромом отличника» в шестилетнем возрасте. Они лишены нормального детства, а их связь с родителями настолько сильна, что на энергетическом уровне выглядит как неразорванная пуповина.

– Не переживай, Лиз. Родители очень тобой гордятся. Они очень любят тебя, вне зависимости от твоих взлетов и падений. И ты не должна бояться того, что только может произойти. А может никогда не произойдет, правда? Как ты настроишь себя – так все и будет. Чем больше опасаешься падения – тем сильнее вероятность того, что оступишься, запнешься, растянешься на льду. Выкинь эти глупости из своей головы, это всего лишь твои страхи. А если им суждено осуществиться…то ты должна помнить, о том, что олимпийского чемпиона от среднестатистического фигуриста отличает одно важное качество.

– И что же это?

– Умение подниматься и идти дальше. К победе.

– Вы именно так справлялись с трудностями, Скай? Неужели вы ничего не боялись? – голубые глаза миловидной блондинки вспыхивают озорством и любопытством. После тридцати их не купишь за деньги, даже если на сутки запрешься в ближайшем Диснейленде. В последний раз я видела нечто подобное в отражении зеркала пять лет назад, когда Балто оставил на моем лице весь ежедневный запас своих слюней.

– Поднимались после падений? – пытает меня Бет, делая вид, что мама не читала ей про меня статью из Википедии.

Там все изложено сухо и кратко: двукратное чемпионство страны, заявка на олимпийские игры, стертая за секунду в пыль карьера.

– Нет. Я в своем время даже не попыталась подняться, Лиз. О чем теперь очень жалею. Поэтому, я не олимпийский чемпион и никогда им не стану. Но у тебя есть шанс не повторить ошибок своего первого тренера, – после Рождества, Бет перейдет в новый разряд и нам придется расстаться. – А теперь беги переодеваться. Семья заждалась тебя, – я киваю в сторону трибуны, и машу маме и сестре Лиззи, что никогда не пропускают ни одной генеральной репетиции своей дочери.

К слову: своего мужа я ни разу на этих холодных стульях не видела.

Он считает, что постоянная заточка коньков об лед под скучную музыку – одно из самых бесполезных занятий в жизни. Почти все врачи, которых я знаю, обесценивают другие профессии. Даже стоматологи, как Мейсон.

Кроме одного врача. Самого первого.

– С наступающим Рождеством, Лин, – крепко обняв меня напоследок, будущая чемпионка штата исчезает в ближайшей раздевалке.

Выдохнув всю накопившуюся усталость из легких, я освобождаю место для тяжелых камней, что аккуратно устроятся в грудной клетке после предстоящего разговора с моим мужем.

Сегодня тот самый день, когда я скажу ему правду. Тянуть больше нельзя, как и медленно убивать друг друга изо дня в день.

В тот самый момент, когда я выхожу через широко распахнутые ворота закрытого стадиона на улицу и ловлю кончиком языка одну из крупных снежинок, мой телефон сотрясает мощная вибрация и незнакомая мелодия. Трек заранее предупреждает о том, что меня тревожит кто-то не входящий в список контактов.

– Добрый вечер, Скай, – я мгновенно узнаю юный женский голос, и вспоминаю симпатичную девушку пятнадцати лет, которой он принадлежит.

Что ж, а она далеко пойдет.

Саванна Флэш перевернула этот потертый стадион с ног на голову пару недель назад, пытаясь застать меня на занятиях и поговорить со мной тет-а-тет.

– Простите, что беспокою в преддверии праздников. Но, я все еще жду вашего ответа…Вы подумали над моим предложением, Адалин? Я очень хочу научиться вашей старой программе, с тех пор как впервые увидела ее на ютубе. Я знаю, что ей пятнадцать лет, но ее так никто и не видел. Вы – легенда, Адалин. Четверной аксель – моя мечта, – аккуратно настаивает на своем прыткая Саванна Флэш, как будто уже заранее чувствует, что я слово в слово повторю ей свой категоричный отказ.

– Добрый вечер, Саванна. У тебя большое будущее с такой похвальной целеустремленностью. Но мой ответ по-прежнему: железное нет. И он окончателен, – динамик моего телефона сокрушает разочарованный и подавленный выдох Саванны. – Я снова вынуждена отказать тебе, Анна. Мне очень жаль, но я не возьмусь тренировать тебя. И мне очень жаль, что из-за травмы своего преподавателя ты вынуждена искать себе нового коуча, но я не хочу быть пластырем для кровоточащей раны. К тому же, это не совсем легально, неправильно. Слишком большая ответственность. Причины я тебе назвала, прошу меня больше не беспокоить…