– Не понял. В чем проблема?

Ева ведет плечами, выпятив нижнюю губу. Из ее глаз цвета клеверного меда вот-вот польются слезы. Я должен стоять рядом с ней сейчас. Какого хрена не получается перебороть себя?!

– Не знаю, – роняет она, а голос ее не на шутку дрожит, – ваши нападки заставляют меня думать, что вы помышляете оглушить этой информацией моего папу и родителей Лукаса.

Я поворачиваю к ней голову, но Ева оглядывает друзей с целью понять их мотивы. Доминик спрыгивает на пол.

– А ты хочешь, чтобы мы замолчали?

Мадэри абсолютно уверена в своем ответе:

– Да.

Селест медленно прикрывает веки. Выглядит это так, словно та разочаровалась в подруге.

– Я лишь хочу, чтобы мы больше никогда, – она выделяет интонацией это слово, – не возвращались к теперешней теме. Если вы вознамерились раскрыть глаза окружающим и разрушить мою жизнь, уничтожить морально наши семьи и развалить все хорошее, что нас с ними связывает, не уважать мой выбор и проявить это в самой худшей манере, то подумайте, прежде чем идти и открывать рты. – Я сильно нервничаю, ведь Ева начала плакать. Сложив руки на груди, ощутил правой ладонью, как адски быстро бьется сердце. – Подумайте о том, какой сложной станет моя жизнь, если хоть кто-то еще узнает. На меня и сейчас показывают пальцами, – говорит повышенным тоном, тяжело дыша, – а что будет потом?! Подумайте, как сильно поседеет мой несчастный отец, столько всего перенесший в жизни и воспитавший меня один, – из ее груди вырывается всхлип. – Представьте себе, как родные Дейла, Марка и Лукаса будут убиты этой новостью. Я знакома с семьей Лукаса, – продолжает Ева быстро, будто ее сейчас перебьют, – это прекрасные люди, которые стали мне дороги. Я не хочу, чтобы им было больно. Да, вы можете больше не желать знать этих троих, – пальцем попеременно указала на каждого, – и считать меня дурой, но не трогайте миры тех, кого мы любим. Не заставляйте их желать сбежать от реальности. Дадите свободу языку – не один, не два, не три человека станут осведомленными. Намного, намного больше, что приведет к уже высказанным последствиям. Есть ли у вас еще капелька любви ко мне? – Вытирая слезы, Ева оглядывает друзей, одного за другим. – Если хоть сколько-нибудь для вас значу, вы не передадите ни слова кому бы то ни было.

Мадэри хватает коричневую сумку, которую скинула с плеча на пол, и вылетает из переговорной. Вряд ли кто-либо смог бы ее удержать.

Ева

Во вторник девочки создают чат в WhatsApp, куда включают и меня. Несколько слов о том, что я вспоминать не хочу. Несколько слов о моем самочувствии. Наверное, потому что после занятий я мчусь домой или в «Кароллу», когда у меня там есть смены. Вечера провожу с папой, а не с подругами и не с Лукасом. Блэнкеншип предлагает встречи, но не настаивает. Он понимает, что я хочу отойти от всего, что произошло. Мне нужно время. Однако все равно я не могла не заметить, как между нами, словно бы появился прочный забор с железными воротами. Лукас, кажется, что-то скрывает от меня. Он стал реже звонить, стал менее разговорчивым. Сначала эмоции мешали проанализировать его поведение во время беседы в здании ректората, но холодный рассудок не обманывает: Лукас оставался вдалеке и был чужим, когда я нуждалась в его поддержке. Играясь с подвесками подаренного им браслета, прошу себя мысленно не думать о плохом. Скоро мы поговорим, все выяснится и окажется, что Блэнкеншип пережил встряску, потрясение, поэтому запомнился мне странным.

«Ты была совсем другой раньше», – пишет в чате Доминик.

Я, включив музыкальный канал и налив бокал красного вина, присаживаюсь на диван. Их сообщения читать очень увлекательно. То, какой я им представляюсь в настоящее время: другой, увлеченной, надевшей розовые очки…

«Куда подевалась твоя легкость, естественность? Раньше ты была счастливой», – подытоживает Селест.

Она что-то долго писала, стирала, набирала текст заново и выдала вот это. С чего она взяла, что удручена. Немного – да, но это не касается Лукаса в моей жизни. Он там, где должен быть.

«Я счастлива», – пишу короткий ответ, сделав большой глоток.

Пьетра присоединяется к беседе.

«Не обманывай саму себя. Не хочу тебя обидеть, Ева, но я заприметила симпатичный браслет на твоем левом запястье. Вряд ли ты купила его себе сама…», – недвусмысленно намекнула кузина Маркуса.

Я ставлю бокал с вином на стол у моих ног. И так как алкоголя в нем предостаточно, от силы соединения стеклянной ножки и деревянной поверхности, жидкость выплескивается из бокала. А брызги попадают не только на мебель, но и на мои руки. Стиснув зубы, печатаю наскоро ответ, ощутив адреналин и маленькую толику ненависти.

«Я не просила ни о каких подарках! Понятно? Лукас захотел сделать мне приятно. Что ты видишь в этом плохого? Что ты хочешь сказать? Говори, что думаешь – и мы разойдемся. Говори, как сказала тогда. Мы стоим на разных ступенях? Я знаю. Хватит напоминать мне об этом. И не нужно меня обвинять в том, что Лукас мне нужен ради денег!»

Сердце внутри колотится. Создается ощущение, что я не писала месседж, а пробежала стометровку. Откинувшись на спину софы, дышу с трудом – перед глазами сообщение Пьетры Ферраро. Она – важный знаменатель в моей действительности, но ее поступки ранят меня слишком сильно. Ее слова задевают. Почему я обязана это терпеть?

Спустя пару долгих минут общего молчания, в чате появляется новое оповещение. Доми написала:

«Нам всем нужно остыть».

«Ты тоже так считаешь? – отвечаю ей. – А ты Селест? Вы хотите сказать, что та Ева, которую вы знаете, на деле выявилась охотницей на богатеньких парней?»

Селест присылает смайлик, который бьется об стену, а потом просит меня успокоиться, ведь никто и не думал оскорблять «лучшую подругу». Конечно, прямым текстом мне не сказали, что я сплю с Лукасом ради красивой одежды и украшений, но и так ясно, что имела в виду Пьетра.

«Ты… отдала ему свою девственность?» – спрашивает Доминик.

Я не слышу ее голоса, но почему-то, когда произношу предложение вслух, чувствую, как в нем теплится надежда. Они еще уповают на то, что Лукас меня не трогал.

«Чеееееерт!» – буквально слышу, как скулит Пьетра. – «Она не отвечает!

Я посылаю ей ответ:

«Так сильно волнуешься о той, кто совращает миллионеров? Не боишься за своего брата?»

«Прекрати, Ева-а-а-а», – пишет она. – «Мне не хотелось быть бестактной. Я не подразумевала ничего дурного».

Она вполне однозначно отнеслась к браслету и к моей роли в судьбе Лукаса. Меня до сих пор колотит. Только Ферраро может говорить свое мнение до такой степени некорректно и бестактно. Хочется прямиком в это мгновение выйти из беседы, но палец трясется, когда вроде бы набираюсь смелости. Внезапный звонок в дверь меня испугал и напряг. На часах еще нет и шести вечера, а папа приходит домой после девяти. Но я уже готовлю себя к тому, что одинокая словоохотливая соседка с четвертого этажа решила в который раз заглянуть. Она никогда не предупреждает о своем визите заблаговременно. Но когда я отворяю, нацепив на лицо дежурную приветливую улыбку, мои ноги подкашиваются. На пороге стоит Лукас, а за ним – мужчина в строгом черном костюме.