Да и англичане с самого начала стали голосовать в соответствии со старинными племенными традициями. Все еще сильны были региональные расхождения, связанные с религией. Юго-Запад и Восточная Англия традиционно склонялись к нонконформизму, а следовательно, выступали против тори. В Ланкашире была своя микрополитика: страх и презрение к ирландским католикам в Ливерпуле (где каждый год в парламент с 1885 по 1929 г. выбирали самого настоящего ирландского националиста) отвращали англичан-протестантов от либералов. Но самый важный фактор определился сразу – и остается таким и поныне: как только обычные жители Юго-Востока получили право голоса, они стали – и остаются – консерваторами.

Сборная Англии по регби-15 перед первым международным матчем с Шотландией в 1871 г. Это был расцвет Соединенного Королевства, когда его элита была единым целым. С 1886 г. началось голосование по национальному признаку, и элитные спортсмены неанглийских стран поставили под сомнение право англичан устанавливать правила. Опубликовано по лицензии Creative Commons Клифтонским клубом регби-футбола

Гладстон мог сохранять власть, только удерживая на своей стороне кельтов. Отсюда первый законопроект о гомруле (самоуправлении) для Ирландии, первый специально назначенный государственный секретарь по делам Шотландии и публичная поддержка шумной, даже жестокой кампании валлийцев против выплаты налогов (десятины) в пользу англиканской церкви.

Иногда легкая рябь на воде свидетельствует о мощных глубинных течениях. Регби было ключевым игровым видом спорта для получавшей образование в частных школах британской элиты. Но в рамках формирования первой коалиции неанглийских стран Британии ирландцы, шотландцы и валлийцы учредили Международный союз регби-футбола (1886), бросив вызов патенту англичан на эту игру. Девять лет спустя отпочковался и английский Север, перешедший на регбилиг[37].

Медленное расхождение стран Соединенного Королевства началось именно тогда, когда возникла необходимость в твердой, рациональной внешней политике. В 1887 г. было несложно догадаться, что в Европе назревает большая война, и определить, кто на чьей стороне окажется.

Какую из сторон должна была поддержать Британская империя? Ее огромные силы и богатства, брошенные на весы, немедленно нарушили бы равновесие. Выбор был сложен: Франция и Россия были давними соперниками в имперских амбициях, но Германия становилась серьезным конкурентом в области промышленности. Однако времени на осмысление было предостаточно. В истории человеческих конфликтов никогда еще такой мощной державе не давалось столько времени на принятие столь судьбоносного решения.

Однако Британия была парализована внутренними силами национализма. Гладстон был решительно настроен вновь прийти к власти, но сделать это можно было только с помощью ирландцев, поэтому ирландский вопрос в 1886–1895 гг. был ключевым в парламенте. Он также пообещал шотландцам и валлийцам религиозное отделение (то есть деволюцию, выражаясь в викторианском стиле), так как готов был пойти на что угодно, лишь бы поколебать незыблемый консервативный блок на Юге Англии. Не приходится удивляться, что правительство изо всех сил старалось избежать принятия важнейших решений в области внешней политики.

Империя и английский национализм

Почему же консерваторы не сделались сами националистами и не избавились от малых наций, чтобы править Англией вечно (разумеется, с Юга)? Причина была простой: южная элита никогда не исповедовала национализм и не собиралась начинать. Как писал их любимый поэт Киплинг: «Что знают об Англии те, кто видел ее одну?»

Британская имперская элита была далека от национализма. Сэр Николас Родерик О’Конор, британский посол в России – соперничавшей с Британией великой державе, – был ирландским католиком. Однако, происходя из высшей аристократии старой гэльской Ирландии, он комфортно чувствовал себя в высших имперских кругах, в то время как обычному английскому врачу или юристу доступ туда, вероятно, был бы заказан. Неизвестный фотограф. Санкт-Петербург, 1895–1898 гг.

Говоря «Англия», эти люди вовсе не имели в виду страну в целом. Они подразумевали под Англией Лондон – штаб-квартиру империи, а также ряд исключительно южных мест и учреждений: самые знаменитые частные школы, Оксбридж, сельские дома, совершенно определенные районы Лондона и ближайших графств, крикетный стадион «Лордс», Хенлейскую регату, яхт-клуб Каус на острове Уайт, Судебные инны, парламент, королевскую гвардию, Сент-Джеймсский парк и так далее. Их Англия была воображаемым Югом – видением, столь же мало связанным с какой-либо реальной территорией, что и нормативное произношение, которым они так гордились.

Правители империи высмеивали ее скептиков, называя тех «маленькими англичанами». Они не собирались ставить под удар свое общемировое предназначение в угоду избирателям. Но теперь эти избиратели обрели власть, и им нужно было дать убедительные основания, по которым они должны были продолжать поддерживать элиту империи. Поэтому с 1885 г. Консервативная партия ударилась в популизм, заявляя, что именно она будет защищать права простых людей от чрезмерного налогообложения, иностранной конкуренции, иммигрантов и прекраснодушных либеральных законов о торговле спиртным. Однако апелляции к англичанам консерваторы всегда тщательно маскировали обращениями к более широкому патриотизму – Союза, Короны, Империи. В результате партия даже изменила название, став Консервативной и Юнионистской.