Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на консервативное большинство в Англии, парламентская арифметика Соединенного Королевства не давала тори возможности остановить проект всеобщего гомруля – сражаться следовало вне стен парламента. Их лидер Эндрю Бонар Лоу заявил, что «есть вещи поважнее парламентского большинства»: если ирландские лоялисты выступят против гомруля, он поддержит «любые формы сопротивления» (29 июля 1913 г.). Когда британские офицеры в казармах Куррах в Ирландии действительно чуть не устроили мятеж, Черчилль от лица либералов выступил с еще более зловещим воззванием: гомруль будет установлен при необходимости силой, поскольку «есть вещи похуже, чем кровопролитие, даже масштабное» (14 марта 1914 г.).
Пока политики беспечно обсуждали возможность гражданской войны, индустриальные регионы Британии уже почти были готовы восстать. В некоторых районах Южного Уэльса, Красном Клайдсайде[44] и Ливерпуле в 1911 г. пришлось ввести аналог военного положения. На следующий год страну потрясла первая общенациональная забастовка шахтеров, в которой приняло участие около миллиона человек. В 1914 г. был заключен Тройственный альянс шахтеров, железнодорожников и транспортных работников – название было выбрано сознательно, чтобы напоминать о европейском военном союзе.
«О Господь, Ты наш общий Отец, Тот, кто внушает человеку мысли его, мы молим Тебя в эти дни раздоров и тревоги…»
Соединенное Королевство разваливалось на куски, а либералы не могли сказать своим товарищам по обветшалому союзу – кельтским националистам и английским нонконформистам (воспитанным в традициях пацифизма) – самого главного. Черчилль, Ллойд Джордж и министр иностранных дел сэр Эдвард Грей к тому моменту уже понимали, что война неизбежна и что Великобритании вновь придется вторгнуться в Европу, чтобы спасти себя.
Невероятно, но даже когда генералы создавали Британский экспедиционный корпус, а адмиралы проводили совместные с французским флотом учения дредноутов, не только простые британцы, но и большая часть членов либерального кабинета министров были уверены, что подобных планов попросту не существует. Любые разговоры о предстоящей войне считались игрой мускулов, достойной только тори. Когда в 1912 г. Ллойд Джордж слишком увлекся, выступая в лондонском Гилдхолле, он на следующий день лично умолял редактора газеты Manchester Guardian не рассказывать североанглийским читателям о том, что он сказал о германском деле накануне.
И 4 августа 1914 г. тупик, в который зашла британская демократическая политика, без какой-либо явной подготовки погрузил страну в войну, которую было легко предсказать еще в 1887 г.
Великая война
К счастью, Британская империя была все еще очень сильна. Австралия и Новая Зеландия с 1890-х гг. пытались противостоять действиям немцев в Тихом океане, так что объявили войну Германии сразу же, даже без лишних просьб.
И само Соединенное Королевство неожиданно вновь объединилось. Сейчас, когда нужно было как можно быстрее строить корабли и делать оружие, индустриальные части Британии перестали чувствовать себя Золушками имперской экономики. Инвестиции, которые много лет отправлялись за рубеж, ныне вернулись в страну. Война привела к перестройке экономики и заделала бреши в ней.
Но именно что только заделала. Никто не забыл отчаянных предвоенных споров, даже те, кто работал на военном производстве. В Англии еще никто не слыхал слова «большевик»: это был старый, добрый, чисто внутренний индустриальный конфликт.
«Работники и работодатели постоянно повторяют слова “после войны”… Убеждение в том, что величайшая война в истории человечества сменится столь же великой экономической борьбой, распространено до чрезвычайности».
Даже при том условии, что солдаты Соединенного Королевства сражались и умирали вместе, они существовали в разных культурных мирах. Однажды в 1915 г. на фронте рядовые «томми» предложили своим офицерам сыграть в игру, которую обе стороны называли футболом.
«Для них [томми] регби-футбол – величайшая из всех мужских игр – был всего лишь названием. Когда офицеры вышли на поле, солдаты отнеслись к ним со снисходительным превосходством, подобным тому чувству, которое испытывает мускулистый углекоп, когда командир взвода спрыгивает в траншею, чтобы помочь копать. Однако пять минут спустя они оказались неприятно поражены… той дикой и разнузданной жестокостью, с которой обращались с ними на поле их офицеры; это возмутило собравшихся зрителей до глубины их чувствительной души. Повсюду слышались крики благородного негодования»[45].
Так или иначе военные Соединенного Королевства, в число которых первые полтора года входили и ирландцы, держались вместе. К сожалению для них, планам фельдмаршалов Китченера и Хейга не суждено было осуществиться. Отказ либерального правительства признавать неизбежность войны привел к тому, что британская армия оказалась значительно слабее европейских. Предполагалось, что комплектовать и обучать армию можно будет постепенно, а затем нанести удар в решающий момент. Проблема, однако, была в том, что момент наступил слишком быстро. К концу 1915 г. французская армия понесла тяжелые потери, русский царь лишился земель размером со всю Англию, а цеппелины бомбили Лондон. Германия и Австро-Венгрия торжествовали, и Китченеру с Хейгом не оставалось ничего, кроме как перейти в наступление в 1916 г.
На Сомме (июль – ноябрь 1916 г.) новая, огромная, но почти не обученная армия, состоявшая из добровольцев, ринулась в атаку, возглавляемая – как требовал того миф о британской отваге – смехотворно большим количеством совсем юных офицеров, только окончивших частные школы (во время войны погибло 17 % из них, в то время как солдат – только 12 %). Количество жертв было чудовищным, а достижений почти не было. Однако боевой дух войск не пострадал, армия быстро выучила уроки, и немцев потрепали как никогда ранее. Тем временем кайзеровский флот был нейтрализован просто по общему числу кораблей после Ютландского сражения (май – июнь 1916 г.), не принесшего успеха ни одной из сторон, и морская блокада стала истощать силы неприятеля.
Англичане стали с этого момента врагом Берлина номер один, и германский флот направил подводные лодки в Атлантический океан, чтобы нарушить жизненно важную для Британии торговлю с Америкой. В 1917 г. это наконец побудило Новый Свет вмешаться в дела Старого. Генерал Людендорф бросил все силы на то, чтобы выиграть войну, прежде чем американцы придут на помощь. Солдаты Британии исполняли отчаянный приказ Хейга: «Оборона до конца!» Армия, которую в 1914 г. презирали все прусские генералы, в августовской битве при Амьене обеспечила «черный день германской армии» (выражение Гинденбурга), что вызвало военный, социальный и моральный кризис Второго рейха. Пока другие империи рушились, Британия – и Британская империя – держалась. Правда, в Ирландии становилось горячо.