Неожиданное маленькое открытие. Оказывается, во всех предыдущих отношениях я в основном брала. Ничего не требовала, не просила, но и не давала сама. В таких вот мелочах, казалось бы, неважных, не имеющих значения. Конечно, я могла бы и соврать: нет, что ты, очень интересно. Наверно, ему было бы приятно. Если бы не почувствовал фальшь в моем ответе. Ну а врунья из меня всегда была неважнецкая. Особенно когда уверяла маму, честно вытаращив глаза, что не только не брала конфеты, но даже и не видела их.

Автандил не торопил, не задавал наводящих вопросов — ждал, пока плод не созреет. И он созрел.

— Я уже вышла из того возраста, когда «хочу» можно считать достаточно веской мотивацией.

— Согласен, — кивнул он. — Но лишь частично. «Хочу» — это база. Осознать свои желания очень важно. Именно чего хочешь ты, а не другие для тебя. Иными словами, ты хочешь продолжения и развития этих отношений, Мари? Именно этих, с этим мужчиной, а не просто каких-то абстрактно серьезных?

— Да, — ответ не потребовал усилий.

— Давай пойдем от противного. Когда писатель начинает книгу, он задает себе три основных вопроса. «Кто?» — это герой плюс экспозиция как отправная точка его развития. «Чего он хочет?» — цель. «Кто или что ему мешает?» — конфликт. Жизнь в этом плане ничем не отличается от книги. Представим, что ты автор и пишешь книгу о Марине и Ярославе. Герои у нас есть, экспозиция тоже. Цель мы с тобой наметили. Займемся конфликтом. Что мешает Марине построить отношения с Ярославом? Внешние обстоятельства?

Я только головой покачала.

Мы оба свободны, не имеем обязательств перед другими людьми, живем в одной стране и в одном городе. Не состоим в родстве, совпадаем по сексуальной ориентации. То есть никаких технических препятствий. Остаются лишь внутренние.

— Так, прекрасно, — кивнул Автандил. — Мы сейчас отмели очень большой пласт возможных помех. Знаешь, как ставят дифдиагноз? Методом исключения. Давай исключать внутренние причины, по которым ваши отношения могут не сложиться. Начнем с него — так проще. Каких отвратительных качеств в нем нет?

Список получился огромным. Я загибала пальцы, а Автандил записывал в блокнот.

— Жадность, глупость, высокомерие, неуверенность в себе, склонность к насилию, отсутствие чувства юмора, неряшливость…

Пальцев на руках не хватило, и я начала разгибать их обратно. Потом снова загибать.

— Хорошо, что у нас осталось из недостатков в наличии?

— Прямолинейность. Он слишком форсирует события. Пристрастие к порядку, педантизм. Рациональность. Несовпадение в биоритмах. И еще он любит тупые фильмы. Кажется.

— На самом деле, Мари, все это не является недостатками. Но мы отметили эти качества в прошлую встречу как различия между вами. Ничего нового. Хорошо, теперь ты. Что в тебе может помешать вашим отношениям? Позволь напомнить, твоя болезнь напрямую связана с самооценкой. Пока мы не разберемся с тем, что мешает тебе почувствовать себя достойной любви и уважения, не разберемся и с нею.

— Я… не знаю. Мне кажется, я разочарую его. Потому что он ждет от меня чего-то другого. Не того, что я могу дать.

— Нет, Мари. Ты сейчас говоришь о нем, а не о себе. Точнее, пытаешься решить за него. Ты не можешь знать, чего он ждет и чего хочет от тебя, поэтому не сочиняй. Иначе получается классика: сама придумала — сама обиделась.

— Тогда… — я задумалась. — Тогда скажу иначе. Я не верю… не могу поверить, что действительно нужна ему. Не получается. Пока не получается. Отсюда страх, что ничего не выйдет.

— Вот! — Автандил сделал энергичный жест рукой. — Это уже теплее. Я некрасивая, глупая, скучная и вообще не такая, как надо. Мы сделали круг и вернулись к началу. Круг под названием «недостойная Марина». Наша задача — разорвать его. Вот тебе новое домашнее задание. Берешь листок и пишешь в две колонки. В одной свои достоинства. Все, до самых мелких. В другой — соответственно, недостатки. Тоже все подряд, что сможешь вспомнить, даже самое глупое и постыдное, вплоть до того, что писаешь в бассейне, пукаешь в лифте и за мастурбацией воображаешь секс с футбольной командой. Это я условно, как ты понимаешь. В общем, всю свою внутреннюю помойку в мельчайших подробностях. Не волнуйся, я не буду читать твой список. Это нужно только тебе. И вот что я тебе еще хотел сказать в прошлый раз, но отвлекся и не сказал. Про секс и кекс. То есть торт.

Я вспомнила ту сцену и почувствовала, как загорелись уши.

— В плане отвлечения внимания от вкусной еды это был прекрасный тактический прием, — продолжил Автандил. — Но я категорически не рекомендую его повторять. Разве что в качестве нечастой эротической игры. Очень нечастой. Как особое редкое удовольствие. Потому что с точки зрения стратегии это опасно. Догадаешься сама, почему?

— Нет, — я пожала плечами. — Хотя… потому что это будет сцепка? Условный рефлекс?

— Умничка моя. Два удовольствия сцепляются очень легко и быстро. Ты же не хочешь, чтобы от мысли о еде тебя заводило на секс, а от мыслей о сексе хотелось разграбить холодильник? Ну вот, на этом мы пока закончим. Кстати, к составлению списка можешь привлечь и своего мужчину. Пусть напишет альтернативный. Что ему кажется в тебе привлекательным и непривлекательным. Хотя сомневаюсь, что он его тебе покажет.

Следующие два дня прошли уныло. Слава улетел в Москву к родителям и должен был вернуться только в субботу вечером. Погода прогулкам по-прежнему не способствовала, поэтому я сидела дома. Просматривала продвижение заявок, изучала — на всякий случай, без особой надежды — зимние образцы. А еще искала новых работодателей и прилежно читала толстенный учебник «Неотложная травматология и ортопедия. Верхние и нижние конечности». Травма мне была без надобности, руки тоже, зато всевозможные деформации стоп — то, что доктор прописал. А еще своей очереди ждала купленная в Милане книга по истории обуви. В общем, было чем заняться и чем отвлечься от ожидания.

Без фитнеса, хоть и не любила я его, все же ломало. Поэтому больше занималась дома. Не один час, а два — утром и ближе к вечеру. После утренней порции и душа проводила обычную интернет-перекличку: все ли живы-здоровы. Новости по телевизору и в сети смахивали на сводки военных действий: заболевшие, умершие, пустые улицы европейских городов, переполненные больницы. В Питере до сих пор официально был зарегистрирован всего лишь один больной — итальянский студент, но количество госпитализированных с подозрением на корону росло изо дня в день.

У Фабиано и Пьетро тесты оказались отрицательными, и я с облегчением выдохнула, хотя и понимала прекрасно, что все может измениться в любой момент. Но повторяла, как мантру: завтра — это завтра, а сегодня нас не коснулось, будем радоваться.

Радоваться, помимо всего прочего, не давала еще и Сова. Переписка с ней свелась к обмену короткими фразами: “Как ты?” — “Норм. А ты?” Я все-таки мобилизовала себя на подвиг и позвонила ей. Наткнулась на раздраженный тон и сухие скомканные фразы, явно говорившие о нежелании общаться. Начала рефлексировать, не обидела ли ее чем-нибудь невзначай, но Снежка успокоила: с ней Сова разговаривала точно так же.