демонстрируя грудь. И Машка вприпрыжку бежит, чтобы грудь тоже прыгала.

Дед в восторге! Аж челюсть отвисла. Того и гляди, упадёт.

— Это сколько ему? Лет под семьдесят что ли? — смеясь, уточняю, когда мы минуем его.

— Ага, извращенец-старпёр! — ставит Машка «диагноз».

— Неужто, стоИт? — удивляюсь. Гляжу ему вслед.

— А то как же? Небось, на виагре, — констатирует Машка.

И вдруг добавляет, подумав:

— Прикинь, вот также и Самойлов будет «трясти стариной» мимо всяких молодок. Когда ему козочка рожки наставит!

Я считаю в уме. Это, если Самойлову будет лет семьдесят, то Снежане всего пятьдесят. А когда ей исполнится сорок, как мне, то любимому мужу-дедуле пора будет челюсть вставлять?

Злорадствую! Думая, как Илюша останется с носом. Когда снежная девица отыщет другого снеговика. Трудно её упрекать! Если старый растаял…

Возвращаюсь домой уже к вечеру. С ног сбивает заманчивый запах еды. Узнаю аромат. Неужели?

На кухне Самойлов, колдует с лопаткой в руке. Футболка в жиру! А на лице предвкушение трапезы. Сегодня он жарит картошку. Румяные ломтики жмутся друг к другу на моей, между прочим, сковороде.

Сглотнув, говорю ему:

— Помыть не забудь!

Илья, повернувшись, бросает:

— Помою.

А потом, пока я вынимаю «любимый» кефир, предлагает:

— Садись! Я на двоих рассчитал.

Вы подумайте! Он рассчитал. Ведь знает, что я на диете.

— Нет, спасибо. Я такое не ем, — отвечаю и беру с верхней полочки персик.

Ухожу в свою спальню. Раздеваюсь, ложусь. Раньше я не позволяла себе есть в кровати. Но подобные слабости делают жизнь хоть немножечко проще. Приятнее! И я позволяю себе разместиться, включить свой любимый сериал. И уже предвкушаю, как стану смотреть допоздна. А после усну, под бубнёж телевизора. Но счастье моё длится очень недолго!

В соседней комнате хлопает дверь. Самойлов, видимо, тоже, решил потрапезничать прямо в постели? Слышу возню за стеной. И скрежет приборов. Вскоре мой шаткий баланс нарушает вторжение звуков. Опять что-то смотрит! Скорее всего, боевик. Так как звук телевизора, то уменьшается, то взрывает мой слух жутким воем.

Беру себя в руки. Нет, так не пойдёт! У меня в этом доме права, между прочим. И это я, к слову, пошла на уступки. Пустила его здесь пожить. Так пускай соблюдает негласные правила.

Выхожу и стучусь к нему. Громко, сурово. Самойлов выходит в трусах. Гляжу на него снизу вверх. Порываюсь сбежать! Последствия драки видны на лице. Тёмный след добавляет ему сходства с киношным героем. Ну, просто Ван Дамм! Сейчас размахнётся и врежет…

— Сделай потише, — прошу по-соседски.

Илья ухмыляется:

— Щас, досмотрю.

Запах картошки доносится из гостевой. Смотрю ему за спину. Вижу тарелку с едой. Он придвинул к дивану большой табурет и кайфует. Пьёт пиво и смотрит какую-то муть!

— И долго ещё? — уточняю, подняв вопросительно бровь.

Он пожимает плечами:

— Может час, или больше.

Издевается, что ли?

— Я вообще-то спала! — повышаю я голос.

— Ну, так спи, — он пожимает плечами. Вроде как сам ни при чём.

А в глазах, я же вижу, ухмылка!

— Да что ты? — бросаю язвительно, — Как, по-твоему, можно уснуть под такое?

Как раз в этот момент на экране творится какое-то действо. И гостевая взрывается звуками. Самойлов с досадой мычит. Пропустил!

— Насть, одень беруши, — говорит раздражённо.

Вот же гад! Я вдыхаю поглубже, чтобы себя успокоить. Хочет вывести меня из себя? Не дождётся!

— У тебя тугоухость, Самойлов? — говорю я с тревогой.

Он щурит глаза.

— У меня боевик, — добавляет бесстрастно.

Стоит полуголый, одной рукой опираясь на дверь. Как у себя дома! И я начинаю жалеть, что дала слабину.

— Это возрастное, — вздыхаю, — То ли ещё будет!

— Насть, не язви, — кривится он. Но тут же мутнеет от боли. Видно, щека не даёт ему делать гримасы.

Я про себя усмехаюсь. И долго он будет так прятаться? Снежане своей не показывал рожу? Не говорил, откуда на ней синяки?

— Я не язвлю, я тебя предупреждаю, что нарушение правил совместного проживания влечёт за собой переезд, — говорю деловито, скрестив руки на груди.

На мне надета ночнушка, а сверху — халат. Прошли времена, когда он мог смотреть на меня без одежды!

— И что же включают в себя эти правила? — вздыхает Самойлов.

Я хмыкаю. Тут же решив «узаконить» их перечень в письменной форме.

— Не шуметь после одиннадцати, — начинаю загибать пальцы, — Мыть за собой посуду. Вытирать ободок унитаза.

Он хмурится:

— В смысле? Зачем?

Я удручённо вздыхаю. Конечно! Ведь прежде за ним подтирала жена. А теперь мне противно!

— Затем! — говорю поучительно, — Если ты ссышь, то будь добр вытереть брызги.

Самойлов мучительно стонет. Щёки его раздуваются, взгляд блуждает. Как у подростка, которому нужно дослушать родительский «спич».

— Не закатывай глаза, — говорю я ему, — Я тебе не уборщица, милый! Пока ты живёшь здесь, будь добр, убирай за собой.

— Окей, — цокает он, — Что ещё?

— В постели не есть! — добавляю сурово. Хотя у самой на постели кефир и сухарики.

— Почему это? — хмурится он.

— Потому, — отвечаю, — Для этого есть кухня!

— Слушай, — бросает Илья, — А давай типа я здесь живу, как в отеле. Делаю, что захочу. Сколько стоит мой номер?

Он обводит комнату взглядом. Я же от этакой наглости просто теряю дар речи.

— В отеле? Самойлов! Ты вообще уже стыд потерял?

— Ну, а что? — усмехается он, — Между прочим, в отелях приносят еду прямо в номер. И уборка там каждый день.

— Вот и делай себе каждый день уборку, — отвечаю ему.

— Это горничные делают, — язвит он и нагло смеётся, — Давай я буду тебе чаевые платить?

Я хочу ему врезать! Взять его вещи и выбросить прямо сейчас, из окна. Пусть катится! Хоть в отель, хоть в Торжок, к своей фифе.

— Знаешь что, — отвечаю с достоинством будущей домовладелицы, — Я беру свои слова назад. Съезжай прямо завтра! Мне неважно, куда.

Лицо его тут же серьёзнеет:

— Насть, это пока ещё мой дом, не забыла?

Я и правда, пока не вступила в права. Но, как только свидетельство будет получено…

— И я могу здесь жить до тех пор, без твоего разрешения, — добавляет Самойлов.

Я сверлю его взглядом. Цежу:

— Тогда твоя жизнь будет не слишком комфортной.

— Это угроза? — притворно пугается он.

— Это предупреждение, — отвечаю. И, выдавив едкий смешок, ухожу.

В спальне я просто пылаю от гнева. И лежу ещё пару часов, слушая долбанный фильм. Сна ни в одном глазу! Я бы могла включить музыку, вставить наушники, или беруши. Но сердце стучит как секундная стрелка, если ускорить её раза в три.

«Ну, ладно», — думаю яростно. Строю план мести! Самойлов — любитель поспать до полудня.