Схема 14. Этнометодологическая концептуализация

Центральный концепт первой орбиты – практики. Этнометодологический текст легко узнаваем по тому, насколько часто в нем повторяются предикаты «живые», «конкретные», «реальные», «социальные» применительно к «практикам». Но такие предикаты не являются предикатами в нашем смысле слова – их бессмысленно помещать на вторую орбиту концептуализации. Скорее, речь идет о символе веры этнометодологов: социальный порядок неотчуждаем от производящих его практик; город – это «непрерывно разворачивающийся процесс практического осуществления». Люди делают город, переходя дорогу.

Какие люди? Вовлеченные в производство некоторого локального порядка группы индивидов (которые никогда не рассматриваются этнометодологами как социологически интерпретируемые, реальные группы индивидов) в этнометодологическом языке называются когортами. Андрей Корбут, анализируя то, как люди выходят из автобуса, очень точно схватывает эту интуицию:

Нет когорт без практического действия, нет практического действия без производящих его когорт. И в этом смысле этнометодологический проект – действительно один из самых антииндивидуалистских проектов в социологии ХХ века. Невозможно помыслить единичного производителя социального порядка.

Утверждая, вслед за Кеннетом Либерманом, что когорта обладает свойствами гештальта (как он понимается в гештальтпсихологии), Корбут схватывает еще одну важную интуицию: когорта

Но чем обеспечена такая специфическая наблюдаемость, опознаваемость, «схватываемость» практических феноменов? Теми самыми методами упорядочивания и «опрозрачивания» практик, которые мы все используем рутинным образом, не придавая им особого значения.

Корбут пишет:

Итак, три элемента фокусировки – когорты, практические действия и упорядочивающие их методы – дают нам исходные различения, с которых можно начать реконцептуализацию городской жизни в этнометодологической оптике. Однако парадоксальным образом специфика этой оптики – принципиальный отказ различать когорты, практики и методы как что-то потенциально (аналитически) отделимое друг от друга. Когорты-практики-методы для этнометодолога существуют неразрывно, их крайне сложно (и не нужно) отмыслить друг от друга. Такой прием, характерный для многих практикоориентированных концепций, оппоненты иронично называют элизией или конфляцией [Арчер 1999]. Но именно этот прием позволяет этнометодологам избавиться, например, от бурдьевистского дуализма. Нет больше социальных структур, объективирующихся в физическом пространстве. Есть только наблюдаемые структуры коллективного производства города здесь и сейчас. Аналогичным образом нет отдельно города и отдельно сообщества. И то и другое – эпифеномены разворачивающейся перед нашими глазами повседневной упорядоченности практических действий.

Мало чему так сильно сопротивляется социологический здравый смысл, как подобной реконцептуализации сообщества. Городом пожертвовать куда легче. В конце концов, город в социологическом исследовании всегда был определяемым, а не определяющим – объектом, а не ресурсом концептуализации. Но сообщество? Это одна из наших самых проверенных, самых онтологически твердых первичных реальностей. Мы не можем просто заменить социологическое сообщество этнометодологической когортой, потому что когорта – всего лишь группировка различимых человеческих юнитов, формация вовлеченных в данную конкретную практику тел.

Как тогда перевести сообщество на язык этнометодологии?

Несколько лет назад в одной из элитных московских школ прошла полузакрытая психолого-педагогическая конференция, посвященная «зазаборным детям». «Зазаборные дети» – неполиткорректное именование нового поколения школьников, выросших в подмосковных коттеджных поселках. Некоторые из них впервые увидели своих сверстников в день, когда пошли в школу. Ближний круг ежедневного общения таких детей состоит из няни, гувернантки, шофера и садовника. Причиной организации конференции послужило шокировавшее педагогов событие. Один из второклассников принес в школу столовый нож и полоснул по руке своего соседа по парте. На вопрос, зачем он это сделал, мальчик ответил, что хотел проверить, пойдет ли у того кровь. Доучившись до второго класса, ребенок не был уверен, что остальные дети вокруг него настоящие.

Пригородные поселки всегда рассматривались социологами как образцы соседства [Gans 1967]. Соседство же – это экземплификация сообщества, сообщество per se. Множество работ (преимущественно американских) провозгласило смерть соседства в результате всепроникающего и растлевающего влияния урбанизации. Тревожные тенденции в пригородных поселках были обобщены теорией морального минимализма. М. Баумгартнер пишет: