Я привык после первого же разговора искать этих заключенных в Интернете. Пока мы разговаривали, я пытался разгадать их преступления по одной лишь манере общения. Смогу ли я распознать их так же, как распознаю аппендицит по походке пациента? Со временем это стало мне довольно хорошо удаваться. Оказалось, что многие убийцы действительно выглядят и разговаривают, как убийцы.

Но были и такие, кто не поддавался анализу – например, Кип. Я хорошо его помню. Судя по карте, он был на год старше меня – сорок пять лет.

Но если бы вы увидели его в спортивном зале, то решили бы, что ему немного за тридцать, а то и нет тридцати. Он поразительно двигался. Каждое движение – от неуловимого шевеления пальцев до легкого кивка – было плавным и четким. Казалось, его суставы наполнены идеальным машинным маслом, а не синовиальной жидкостью. За ним хотелось наблюдать, как за великим танцовщиком или мастером боевых искусств на тренировке. В нем было нечто необыкновенное.

Не знаю, как ему это удавалось, но Кип всегда был загорелым. У него был тот редкий тип кожи, которая обладает собственной защитной оболочкой: он не обгорел бы и на Фиджи и не побледнел даже в тюремной камере. Когда я вошел, он сидел на каталке, читая потрепанную книжку «Основы математики». Цепь наручников свисала, как стальной браслет. Он сидел совершенно спокойно, расслабленно скрестив щиколотки. Его можно было принять за студента на скамейке в парке в летний день, углубившегося в учебник и периодически посматривающего на уток в пруду.

Когда я вошел, он перестал читать, поднес правую руку к губам, лизнул указательный палец, загнул уголок листа в качестве закладки, а потом аккуратно закрыл книгу.

– Привет, док.

Кип улыбнулся, словно мы были старыми друзьями, и плавным движением передал книгу одному из охранников. Охранник подхватил книгу и положил ее на колени. Подобный жест со стороны заключенного меня поразил – можно было подумать, что охранник был его ассистентом или работником.

Кип шагнул ко мне и протянул правую руку, но цепь оказалась коротковата. Он снова улыбнулся и пожал плечами. Обычно заключенным не разрешают стоять, если рядом не стоит охранник. Но с Кипом все было по-другому. Боковым зрением я заметил, что охранники не обращают на нас внимания. Один показывал другому смартфон с фотографиями из отпуска. Я знал этих охранников. Они привозили сюда разных заключенных. И я знал, что им можно доверять. Если они не беспокоятся, значит, причин для беспокойства нет.

Я шагнул вперед и пожал Кипу руку. Рука у него была ухоженная – без мозолей, с аккуратными ногтями. Крепкое, здоровое пожатие. Он смотрел мне прямо в глаза и уверенно кивнул, показывая, что мы равные. Он вел себя как сильный, властный человек – его можно было принять за руководителя большой корпорации или главного хирурга крупной больницы.

Заключенные в колонии постоянно меняются. Там побывал не один руководитель высшего звена. Кто-то украл миллионы, кто-то попал в ДТП со смертельным исходом, а кто-то убил жену, застав ее с садовником.

Кип вернулся на каталку, я сел рядом на стул и приступил к работе. Кип жаловался на головные боли. Голова болела у него уже две недели, причем так сильно, что он не мог спать по ночам. Прошлой ночью боль была особенно сильной.

– Я никогда в жизни не болел, – сказал он, рассеянно теребя наручники, как скучающая девушка теребит свои локоны. – У меня и без того достаточно проблем. Этого мне только не хватало.

Я стал расспрашивать о симптомах. Кип все отрицал. Ни крови в кале, ни лихорадки, ни потери веса, ни кашля, ни боли в груди, ни слабости в руках или ногах… Ничего.

– Нет, нет и нет, – твердил он, сложив руки на коленях, чтобы прикрыть наручники.

– А что-то изменилось?

– Мой новый дом не так комфортен, как старый, – улыбнулся он. Охранники рассмеялись, хотя эту шутку они явно уже слышали.

Кип стал серьезен.

– Все это стало для меня большим стрессом, мягко говоря.

Я расспрашивал его еще несколько минут. В этом человеке было что-то удивительное, почти волшебное. Уверен, что вам в жизни встречались такие люди. Камера выхватывает их лица из толпы на спортивных мероприятиях – не потому, что они особенно красивы, а потому, что они сразу выделяются. Они сияют, как маяки, и перед их обаянием невозможно устоять.

И сестры, и медбратья, которые заглядывали в палату, проходя мимо, через минуту возвращались, чтобы узнать, не нужно ли Кипу одеяло, стакан воды или что-то еще. Он ухитрился очаровать даже регистраторшу: сумел мгновенно распознать в ней выпускницу Вашингтонского университета. Ему удавалось с поразительной легкостью установить контакт с каждым, кто входил в палату. Поскольку моя работа была связана с постоянным взаимодействием с людьми, мне было интересно наблюдать за работой настоящего мастера этого дела.

Кип улыбался, шутил, работал с толпой, как Билл Клинтон в лучшие свои времена. Он был разговорчив и остроумен, у него находилась забавная история практически на любой случай.

Я сказал, что нужно сделать КТ, и он согласился. Мне стало даже приятно, что он одобрил мой план. К тому времени, когда я пошел оформлять направление, в палате началась настоящая вечеринка.

Я занялся другим пациентом. Девяностодвухлетний старик с деменцией лежал на боку в подгузнике. Мне показалось, что после дня, проведенного на солнечном пляже, я вошел в дом с задернутыми шторами.

Возвращаясь к компьютеру, я понял, что не могу устоять перед соблазном. Я был почти уверен, что читал об этом человеке. Известный предприниматель попал в тюрьму за присвоение двадцати миллионов долларов. Я решил, что это Кип. Если я помнил правильно, то денег так и не нашли. Я улыбнулся, представляя, как Кип выходит из тюрьмы и благоденствует на свои припрятанные миллионы, посмеиваясь над тщетными усилиями полиции.

Я сел к компьютеру, повернул монитор так, чтобы никто не видел, что я делаю, и ввел в Google его имя.

Фотография выскочила немедленно.

Он оказался не предпринимателем.

И не главным хирургом.

Он был уборщиком в средней школе на другом конце штата. Его арестовали при рутинной дорожной проверке за просроченные номера. В багажнике его машины лежала мертвая шестилетняя девочка.

Позже ему предъявили обвинения в нескольких похищениях и убийствах.

Я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, не в силах справиться с собой.

Это несомненно был Кип. На фотографии был человек из восьмой палаты. При аресте он улыбался точно так же, как сейчас. В глазах читалось удовольствие пранкера, который ловко всех разыграл.

Только это был не розыгрыш.

Если вам интересно, как синестезия экстренной медицины проявляется в первый раз, то именно так. В такой момент реальность рассыпается в руках, как комок сухой глины жарким летом. То, что казалось прочным и основательным, превратилось в ничто. Провода в голове перепутались и соединились неправильно.