Я пытался прислушаться к историям, которые звучали в моей голове. Они сливались воедино, перебивали друг друга – так оркестр пятиклассников пытается что-то сыграть в первый раз.

Я смотрел на стол перед собой, и мысли мои путались. Кто-то из детей оставил на столе тетрадку с домашним заданием. Я вырвал листок и взял ручку. Я смотрел на чистый лист, а шум в голове становился все сильнее. Я не пытался его заглушить – просто слушал.

Я закрыл глаза, вспоминая вчерашний тяжелый случай – девушку с припадками. Ее судороги стояли у меня перед глазами.

– Остановить припадок! Остановить!

Я записал эти слова.

А потом еще одно предложение.

И еще одно.

Я написал рассказ о пациентке – о девушке с припадками. Рассказ занял две странички. Он получился грустным и ужасным, но в нем звучала тихая музыка жизни и утраты, музыка, которую слышал только я.

Сам не знаю почему, но я почувствовал себя лучше. Я отложил ручку и пошел спать.

Утром меня разбудила жена. В руке она держала мои листочки. Она плакала.

Она обняла меня.

Мой рассказ ей понравился.

И я написал для нее второй.

Чем больше я писал, тем громче становилась музыка. Моя душа начала перестраиваться.

Жена показала мой рассказ подруге, а та своей подруге. Им мой опус понравился.

И я стал писать.

Я написал книгу.

«Продолжайте писать», – говорили мне. Но я не писал. Я слушал. Я прислушивался к собственной синестезии. Она освещала мой мир, прогоняла тени и возвращала мне цвета, невероятно яркие и красивые.

Оказалось, что мне есть что рассказать об экстренной медицине, о жизни и смерти.

И я рассказал.