Какая злобная статуя. Я даже подивился. С чего она решила, что из дерева выйдет хороший ковер? Для этого дела лучше брать заморский шелк или овечью шерсть, а иначе не избежать заноз.

− Эй!

Я заворочался.

− Боги! Вставай, ну же!

В лоб прилетел крохотный камень. Я разлепил опухшие веки и увидел напротив Лису.

− С добрым утром, спящая царевна, − зверея, пропела она, потрясая цепью на руке. Мы в плену у искаженцев. Я все вспомнил.

Нас держали в пещере, приковав друг напротив друга цепями. Вокруг беспорядочно валялись обрывки одежды, поломанные вещи, несколько черепов. В углу возвышалась жуткая статуя. Похожую я видел лишь раз – у последователей Холодной мамы. У ног статуи лежал деревянный топор − все, что осталось от наставника Руслана. Духовное оружие они не сумели сломать.

Я поджал под себя ноги. Медленно привстал. Рядом, в соседнем гроте спорили жители Соловки. Большинство, как я и думал, оказались мужского пола. У некоторых и впрямь были рога, другие могли похвастаться непривычным строением тела или зелеными волосами. Многие имели жуткую смесь из людских и животных черт.

Сейчас они не прятались за тряпками, и вид их пугал. В отдалении от толпы дрожали людские женщины.

− Боитесь? − рыкнул на них Мита, голову которого покрывали костяные наросты. − И ты, жена моя, боишься? Правильно делаете! Если эти смаги сбегут и приведут подмогу, вас тоже повесят на виселице. Не пожалеют, не помилуют, хоть вы с ними одной крови. А знаете, почему? − и сам же ответил. − Потому что вы помогали прятать тела. Спали с нами, рожали нам новых детей. Вы все грешницы!

Ответом ему был немой ужас.

− Все виноваты, что не сумели справиться с кучкой жалких людишек. И теперь предстоит расплата! Если мы хотим и дальше жить здесь в мире и спокойствии, надо скормить чужаков Большой Пасти!

− Большой Пасти, Большой Пасти! − охотно вторили искаженцы.

Я потянулся вперед изо всех сил. Поглядывая на меня, Лиса быстро простукивала цепь, пользуясь образовавшимся шумом.

− Что там? − пыхтя, спросила она одними губами.

− Не вижу… сейчас, еще чуть-чуть…

Они не желали расходиться, закрывая собой того зверя, которому собирались скормить пленников. В просвете мелькнули острые зубы, каждая с ладонь размером. А еще серый пульсирующий нарост на камне. В горле у меня пересохло. Они приручили оглодита.

Существо, которое вырастало из крохотной споры и покрывало все, до чего дотягивалось на своем пути, пожирая-пожирая-пожирая. У оглодитов нет мозга, нет костей, только зубы и бездонный желудок. Одна такая тварь была способна переварить целый лес со всеми его обитателями.

− Надо бежать, − сказал я.

− Что ты увидел?

− Они кормят случайными путниками оглодита. И хотят отдать ему нас.

− Что?! − Ее шепот сорвался на свист. − Ты смеешься надо мной? Это же работа для богатырей, а не для смагов! Что произошло в деревне? Где Радогост?

Ох, слишком много вопросов для моей больной головы. Я придержал цепь, чтобы она не звенела, и сполз обратно на каменный склон. Самому бы знать, где Радогост и целы ли остальные.

− На нас напали. В этой деревне нет шишигари.

− Это я и сама поняла, − Она продолжала злиться, но я понимал, что ее страшит существо за углом. − Здесь только искаженцы. Они схватили меня, когда я подумывала спуститься к вам. Выходит, это они убивали братьев?

− Верно, − сказал Мита, появляясь на пороге. Неизвестно сколько он слушал разговор. − Мы скормили их нашему маленькому помощнику. Всех, кто приходил сюда и пытался помешать. Даже волхва, что должен был исцелять раны. Когда он узнал, кто мы, так орал, что пришлось отделить его крикливую пасть от остального тулова и повесить в назидание. Но вы ведь не обучаемы, людишки. Любопытство пересиливает, и вы приползаете сюда снова и снова, чтобы стать кормом!

− Мразь!

Лиса плюнула в него и тотчас получила пощечину, от которой ее гибкое тело отбросило назад. Девушка всхлипнула. Силы были неравны, искаженец был шире и выше раза в два. Я дернулся – но оковы держали крепко.

− Не трогай ее, сын блудливой собаки!

Надо отвлечь его от охотницы, пока в уродливую башку не закрались дурные мысли. Мита неторопливо повернулся. Мясистые губы начали движение, желая ответить равноценным оскорблением…

Но он явно не ожидал, что в следующий момент одна из цепей Лисы обовьет его шею, как удавка. Охотница прижалась к его спине, раздувая ноздри от напряжения и давя изо всех сил. Ей пришлось накинуть петлю свободной рукой и ею же стягивать звенья, отставив другую максимально далеко.

Мита дернулся. Попытался согнуться, чтобы стряхнуть с себя девушку, и когда у него это не получилось, заревел. На шум прибежало несколько полукровок. Большинство уже разбрелось по окрестностям, надеясь найти выживших смагов, а те, что остались, замерли в растерянности.

− Чего вы ждете? Чтобы я ему шею свернула, как куренку? − заорала Лиса, косясь на меня. − Несите ключи от замков и наше оружие, или ваш драгоценный Мита задохнется!

− С-сука! − через силу прошипел искаженец. − Не смейте… этого… делать!

Его подчиненные замерли, наблюдая, как великан с трудом поднимается с колен. Охотница, ощутив угрозу, принялась давить усерднее. Они оба часто и неровно дышали. Затем на покрасневшем потном лице Миты возникла улыбка, в углах рта надулись пузырьки слюны…

Из последних сил он оттолкнулся от земли, врезаясь спиной в каменный свод пещеры. Я ощутил хруст костей. Не услышал, а именно почувствовал, как Лису ломает под этой огромной тушей. Удар был такой силы, что пещера дрогнула, и охотница вскрикнула. А потом обмякла.

Вожак искаженцев скинул цепь с шеи и тяжело встал, отмахиваясь от помощи. Подошел ко мне, схватив за отросшие волосы, и прошипел с ненавистью:

− Бесполезный сброд! Когда нас станет больше, мы заберем ваши земли и ваших женщин! Слышишь, сын грязи? Так велела нам наша мать! И она не блудница, это ты − пыль под ногтями Изначальных детей!

Потом отпустил, позволив упасть, и чуть отойдя, резким разворотом ноги ударил меня в лицо тяжелой ступней.

***

Ненавижу этого ублюдка. У него есть мерзкая привычка бить людей при любом удобном случае по голове.

Вновь открыв глаза, я не увидел перед собой ничего, кроме темноты. Мита унес с собой все факелы, желая страхом подточить нашу уверенность и сломить сопротивление. Наивный. Он плохо понимал, как именно закаляют смагов. Однажды меня закрыли во тьме и одиночестве на пять дней; тяжело было только в первый, потом наступило душевное опустошение. Темнота не страшна. В сравнении с тем, кто в ней обитает, она скорее защитница.