Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Станция была отбуксирована в сторону, вспомогательные фермы убраны. Буксиры уже в течение месяца неторопливо доводили разворот «Семени», нацеливая корабль щитом в сторону Мю Жертвенника с учетом незначительных поправок на собственное орбитальное движение корабля, Кементари, галактический дрейф и тому подобное. Все малые аппараты покинули район старта, не считая корабля сопровождения «Чавла».
На мостике «Семени» Хейм коснулся панели, подтверждая автоматический старт. АС отсчитала последние секунды – и инициирующий реактор вышел на режим, передавая двигателям первой ступени тераватты энергии.
На фоне черного космоса и ярко пылающих звезд вспыхнули три потока призрачно-синего пламени, протянулись сквозь двигательные кольца, бросая слабые отсветы на корму корабля и опорные фермы колец.
Наблюдателям в рубке «Чавлы» казалось, что звездолет-гигант остался недвижно висеть в пространстве. Скорость, сообщаемая кораблю маршевыми двигателями, была настолько ничтожной, что ее фиксировали только приборы.
В первые десять минут.
По истечении получаса экипаж «Чавлы» заметил, что корпус «Семени» неторопливо скользит мимо их собственного судна.
Когда прошел час, «Семя» почти обогнало «Чавлу», и корабль эскорта был вынужден запустить собственные двигатели, чтобы не отстать от звездолета. Поток телеметрии шел на приемники ХЕПОСА и околоземных спутников Орбитали, и каждый в ее сети мог наблюдать эпохальное событие в онлайн-режиме – с некоторой задержкой из-за двадцати семи миллионов километров, разделяющих Землю и стартовый объем. Еще через две недели записи старта предстояло разойтись сквозь дарвин-пространство по всем сетям планеты.
Сутки спустя «Семя» преодолело больше семи тысяч километров от стартовой точки. На земном небосводе оно выглядело ослепительно яркой иголочкой синеватого цвета. Через пять дней оно мчалось со скоростью ружейной пули, через десять «Чавла» развернулась и начала маневр возвращения обратно к «Лагранжу», прощально помигав «Семени» габаритными огнями. Через два месяца корабль вдвое удалился от Земли, превратившись из яркой иголочки в звезду первой величины. Через полгода звезда заметно потускнела, а Проект начал постепенно уступать первое место в поисковых рейтингах новостных рассылок более актуальным сюжетам.
На борту «Семени» несли вахты трое человек. Пилот – так называлась, согласно традициям, эта должность в судовой роли, хотя управление кораблем штатно давно уже не требовало вмешательства человека – контролировал положение корабля, его ускорение и набранную скорость. Пока – по данным навигационных бакенов Орбитали. В данный момент этим занимался сам капитан непосредственно. Бортинженер-энергетик следил за функционированием двигателей Дильковского, реактора и всей энергосистемы судна, а заодно присматривал за тем, как бортовая сеть и ремонтные дроны справляются с мелким текущим ремонтом. Благо необходимости в крупном ремонте не возникало – верфи ХЕПОС знали свое дело на совесть. Анабиотик мониторил состояние пассажиров, которое на начальной стадии полета также не внушало опасений. Ежедневные сеансы связи с Землей (точнее, с «Лагранжем») изо дня в день проводились все с большей задержкой в обмене сообщениями.
Через два года и два месяца Хейм объявил экипажу, что «Семя» установило новый рекорд, миновав орбиту Плутона и став двенадцатым по счету кораблем, посетившим эти холодные края Солнечной системы. Из них – первым пилотируемым. Экипаж отметил это событие тремя рюмками коньяка из личного багажа капитана. Прошло еще около года, и связь с Землей стала слишком ненадежной, чтобы поддерживаться регулярно. Теперь «Семя» транслировало свои сообщения в направлении крохотной голубой звездочки, не дожидаясь ответа с Лагранжа. Чтобы разглядеть корабль с Земли, потребовался бы очень качественный телескоп. Сигнал со спутников давно был утерян, «Семя», будто средневековый штурман, выверяло свое местоположение по сиянию пульсаров.
К этому моменту «Семя» двигалось над просторами пояса Койпера, его скорость составляла около двухсот километров в секунду. По просьбе научного отдела Орбитали корабль развернул свои чувствительные сенсоры по обеим полусферам в попытке засечь ближайшие долгопериодические кометы и койпероиды, а также определить, если повезет, их орбиты и состав. Добычей «Семени» стали несколько засветок в оптическом и инфракрасном диапазонах. Астрономический отчет был приложен к ежедневной телеметрии и излучен в сторону Земли – уже неразличимой в сиянии яркой звезды за кормой звездолета. Так же поступили и с данными, собранными датчиками корабля о движении плазмы за бортом, когда «Семя» проходило сквозь зону столкновения солнечного и межзвездного плазменных потоков.
Через четыре года и шесть месяцев был зафиксирован первый крупный импакт. Что-то – судя по всему, ледяная пылинка – ударило в разнесенную носовую броню и мгновенно испарило восемь ее кубометров.
Сложная конфигурация тонкой фольги, пустоты и броневых плит была предусмотрена как раз для подобных случаев. Взрывная волна расплескалась о тонкие металлические прослойки, испарив их, рассеявшись в пустоте и почти безвредно ударив в броневой слой. Ремонтные дроны выскользнули на внешнюю поверхность, принявшись заделывать отверстие со рваными краями, зияющее в блестящей поверхности щита.
Пять лет спустя для Хейма и двух его офицеров наступило время сдавать вахту следующей смене. Детекторы щита бесстрастно отмечали рост уровня излучения – зеркало принимало на себя все больше протонов, а энергия столкновений неуклонно росла. Один за другим исчезали за кормой выработанные топливные баки.
Вторая вахта была выведена из анабиоза, введена в строй и проинструктирована. Спейсеры козырнули осунувшемуся Хейму, приняли доклад, и новый анабиотик ввел в криосон своих предшественников. Им предстояло дежурить вдвое дольше – полет был разбит на пятьдесят вахт по десять лет.
На дежурстве стояла четвертая вахта, когда «Семя» завершило ускорение. К этому времени начали сказываться релятивистские эффекты. Звезды медленно ползли к носу корабля, их излучение смещалось в ультрафиолетовую часть спектра. Энергетик тщательно проконтролировал процесс отключения громадных двигателей, а пилот запустил программу разделения с щитом и первой ступенью. Многотонные штифты выскользнули из пазов, сработали пироболты. Затем заработали двигатели щита, и огромное бронезеркало, величиной сравнимое с самим «Семенем», неторопливо двинулось прочь от корабля. Оно удалилось примерно на шесть длин корпуса, двигатели провернулись на штангах и тормозными импульсами уравняли скорость с кораблем. Теперь звездолет двигался в отбрасываемой щитом радиационной тени, не подвергая опасности свой хрупкий груз, как и обитаемый отсек.
Состав вахт изменился. Теперь, когда оборудование запитывалось от небольшого вспомогательного реактора, отпала нужда в энергетике. Его попеременно заменяли инфотех и оператор ремонтных дронов. Такой распорядок должен был сохраниться в течение всего свободного полета, если не возникнет необходимость в ком-то из дополнительных специалистов. Каждую десятую вахту вместо пилота на дежурство выходил астрофизик, проводивший замеры, анализировавший записи сенсоров и пытавшийся предсказать состав межзвездной среды на пути звездолета.