В Льюис они приехали через Петерсфилд и Мидхерст, и миссис Брэдли и Конни зашли в гостиницу на Хай-стрит. Выпив кофе, они, по предложению миссис Брэдли, отправились на прогулку и, спускаясь с крутого холма, миновали позади южную часть города и пересекли главную магистраль у подножия склона, прошли по неровной дорожке, мимо мемориала, поднялись к полю для гольфа и отправились еще дальше.

На уже скошенном поле они присели отдохнуть, и после непродолжительного молчания, во время которого они любовались видом, миссис Брэдли заговорила:

— А теперь к делу. Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь.

— О чем?

— Во-первых — о твоих родителях, во‐вторых — о себе, в‐третьих — о мистере Тидсоне, в‐четвертых — о твоей тете, в‐пятых — о призраке, в‐шестых…

— О боже! — вскрикнула Конни, краснея, а затем бледнея. — Я не могу все это даже запомнить!

— Конечно, можешь. Все названо в логической последовательности, которую тебе первой следовало бы заметить самой. Ты даже сама сможешь, если пожелаешь, назвать мне шестой пункт.

— Да, — проговорила Конни, — думаю, могу. Вы имеете в виду Рональда.

— Что ж, в таком случае, я имею в виду Рональда, хотя я бы подумала, что имею в виду Прис-Гарвардов. Разве при мне упоминали не это имя?

Конни с перепуганным видом кивнула, но пробормотала, что собирается жить с Рональдом, что бы кто ни сказал, и что пусть ее родственники, и миссис Брэдли тоже, не лезут не в свое дело.

— Ясно. Этот молодой человек имеет свои средства, как я понимаю.

— Он художник, — вызывающе объявила Конни. — Я ходила на его выставку в Лондоне.

— Уверена, она была очень успешной, — сказала миссис Брэдли.

— Ну да, — с сомнением ответила Конни. — Наверное. Она состоялась в Пимлико[53]. Была какая-то «Загадка Пимлико»? Кажется, я что-то об этом слышала, хотя… — она неубедительно хихикнула, — боюсь, это вызывает у меня мысли только о сосисках. Была «Загадка Пимлико»?

— Да, очень жестокое убийство[54]. Интересно, ты, случайно, не в Пимлико родилась?

— Конечно, нет! — от неожиданности призналась Конни. — Я думала, вы знаете, что я родилась в этих краях, рядом с Алресфордом.

— Я так и думала. Продолжай.

— Мои отец и мать умерли, — не выдавая своих чувств, говорила Конни, — когда мне было шесть лет, и до тринадцати я жила в семье Прис-Гарвардов. Разумеется, они довольно богаты, но мой отец тоже был богат до банкротства, случившегося в тридцать первом году. Мне тогда было только четыре. Прис-Гарварды наняли для меня гувернантку, и мой маленький двоюродный брат Артур тоже был ее подопечным, пока мне не пришлось уехать жить к тете Присси, а его не отправили в начальную школу.

— Значит, он намного младше тебя?

— На самом деле не так уж и намного. Всего на три года. Но он был сильно избалован, а из-за этого развился не по годам и казался даже старше своих лет.

— Единственный ребенок, я полагаю?

— О да, хотя со мной обращались, как с его сестрой, пока полковник Прис-Гарвард не умер. Тогда-то меня и приютила тетя Присси, потому что миссис Прис-Гарвард меня выгнала. Она сказала, что вообще-то я ей не родственница и она не расположена нести за меня ответственность. Для меня это стало страшным ударом. Мне казалось, что я никогда от него не оправлюсь.

— Значит, такая перемена тебе совсем не понравилась? — уточнила миссис Брэдли, с интересом отметив невыразительность повествования.

— У меня было разбито сердце. Понимаете, я скучала по Артуру. По правде говоря, я думаю, это было самое худшее. Я обожала Артура. Мы очень много друг для друга значили.

— Но ведь его должны были отправить в школу в любом случае, насколько я поняла из твоих слов.

— Да, но потому, что меня переселили к тете Присси. Я… понимаете…

Она начала запинаться. Миссис Брэдли порадовалась переходу к неотрепетированному рассказу.

— Но ведь наверняка десятилетнего мальчика послали бы в школу, независимо от того, осталась бы ты жить с его матерью или нет? — спросила она.

— Ну да, возможно. Если и так, я этого не знала. Мне не говорили. Все это вместе стало ужасным потрясением. Видимо, я была чувствительным ребенком, — Конни вернулась к своему первоначальному безжизненному тону и внимательно следила за эффектом, произведенным ее словами.

— Несомненно. Множество детей чувствительны, особенно если посягают на их комфорт, — резко и без всякого сочувствия сказала миссис Брэдли.

Последовала пауза, Конни, бросив на собеседницу взгляд, в котором сочетались удивление и негодование, устремила взор на дальние холмы, храня обиженное молчание.

— И последние шесть лет ты жила у своей тетки, — заговорила миссис Брэдли, на сей раз с небрежным интересом. — Ты должна понимать, что очень многим ей обязана.

Конни стремительно повернула голову, словно желая отвергнуть эту теорию, но, должно быть, передумала, поскольку снова отвернулась, вытянула несколько соломинок и спокойно заговорила:

— Наверное, понимаю. Бедная тетя Присси! Но это действительно была очень большая перемена.

— Безусловно. Но теперь та перемена уступила место новой. Я считаю, что ты вот-вот заживешь своей жизнью до самого твоего замужества.

— Да, как только вы позволите мне жить своей жизнью, — с некоторой долей оправданного возмущения перебила Конни. — В смысле, я знаю, что вы хотите как лучше и хотите уберечь меня от опасности и все такое, но в конце-то концов, кто сможет причинить мне вред, пока я буду держаться подальше от дяди Эдриса? Да и это теперь уже не имеете значения.

— Тебе может причинить вред мистер Браун.

Конни ахнула, словно ее ударили, и миссис Брэдли увидела, как девушка сжалась, будто ожидая нового нападения.

— Вот, значит, как вы думаете? Говорю вам, вы ошибаетесь! Я ничего не знаю о мистере Брауне!

Не сводя внимательного взгляда черных глаз с покрывшегося испариной лба девушки, миссис Брэдли начала медленно и ритмично кивать.