– Выпустите животное, – Маренн присела рядом с больной, пощупала пульс. – Кошка никуда не убежит, – сказала она Росслингу. – Но ей надо справить свои дела, и покормите её, Курт. У вас найдется что-нибудь?

– Да, конечно, но…

Гауптштурмфюрер явно не хотел покидать комнату и оставлять Маренн наедине с княгиней.

– Я пока буду делать уколы, – предупредила Маренн серьёзно. – Это действительно сердечный приступ. Пройдёт время, прежде чем положение нормализуется и вы сможете задавать вопросы. А пока не мешайтесь, – она поморщилась. – Дама от вас никуда не сбежит, она просто физически не в состоянии это сделать. Займитесь кошкой.

– Да, вы правы.

Росслинг взял клетку с животным и вышел из комнаты. В раскрытое окно струился прохладный воздух. Набрав лекарство в шприц, Маренн наклонилась к больной.

– Вы говорите по-немецки? – спросила она.

– Да, конечно, – та ответила едва слышно.

– Сейчас я введу лекарство, вам станет легче, – пообещала Маренн. – Пожалуйста, расслабьте руку. Вот так. Не бойтесь. Это всего лишь лекарство. Оно расширит сосуды, будет поступать кислород в кровь, боль пройдёт. Вы чувствуете боли в груди?

– Да, очень болит, – призналась женщина.

– Скоро пройдёт.

Маренн ласково прикоснулась пальцами к плечу княгини и отошла к столу. Достав из коробочки со спиртом новый шприц, надломила ещё одну ампулу, набрала лекарство.

– Скажите, где я? – всё также тихо спросила её женщина. – Где Маруся? Что с нами будет?

– Я не могу вам сказать, где вы находитесь, это запрещено, – мягко ответила Маренн, подходя со шприцем. – Но что касается Маруси, вы можете не волноваться, господин Росслинг сейчас покормит её, она прогуляется, и он принесёт её обратно. Она же ручная, не убежит? Пожалуйста, дайте руку, – попросила Маренн. – Вот так.

– Правда, стало легче дышать, – призналась княгиня Ливен. – Маруся не убежит, – подтвердила она. – Мы десять лет вместе. Только она и я, одни на всем белом свете.

– Вы раньше жили в Петербурге? – спросила Маренн осторожно.

– Да, до переворота, я давала уроки, – подтвердила Ливен, лекарство подействовало, щеки у неё порозовели, она оживилась. – У нас педагогическая семья. Старшая сестра служила директрисой Смольного института в Санкт-Петербурге. Я одно время преподавала в Александровской гимназии. После переворота бедствовала, денег не было, бывшая ученица помогла мне перебраться в Хельсинки.

– Она же вас попросила оказать ей помощь в каком-то деле, из-за которого вас арестовала полиция? – догадалась Маренн. – Вы можете не отвечать, – быстро поправилась она, заметив, как напряглись скулы на лице княгини. – Я не следователь, я всего лишь врач. Господин Росслинг сам спросит вас о том, что его интересует.

– Я знала, что всё испорчу, – княгиня опустила голову и закрыла лицо руками. – Знала, что я ничего не умею. Но я не могла ей отказать. Я чувствовала, что она просто в безвыходном положении. А все эти годы она присылала мне деньги. Мы с Марусей выжили только благодаря ей. Вы не знаете, меня теперь убьют? – она вскинула голову и посмотрела Маренн в лицо, в глазах читался испуг. – А как же Маруся? Как Маруся? Она погибнет на улице.

– Нет, я не думаю, что всё закончится так плохо для вас, – произнесла Маренн, хотя сама вовсе не была уверена в том, что говорила. «Во всяком случае, – подумала она, – я сделаю всё, чтобы этого не допустить».

– А вашу ученицу звали Екатерина Опалева? Она приехала из Москвы? – продолжала спрашивать Маренн. – Она сотрудница НКВД?

– Я ничего не знаю толком, – ответила княгиня Ливен. – Кроме того, что действительно её зовут Екатерина Опалева, до переворота она жила в доме князей Белозёрских на Невском. Княгиня Алина Николаевна взяла её в свой дом после того, как она осиротела. Елена, моя старшая сестра, попросила меня позаниматься с новой воспитанницей княгини Белозёрской, улучшить её образование. Так мы познакомились. Позднее, я слышала, она вышла замуж за сына княгини, но он погиб. Кто она сейчас, мне неизвестно. Но она приехала их России, это верно. А вы откуда знаете? – пожилая женщина посмотрела на Маренн с подозрением. – Вы же врач, вы сказали.

– Да, я врач, – подтвердила та невозмутимо. – И я узнала о госпоже Опалевой из очень надёжного источника. От своей пациентки, княжны Марии Шаховской, вам наверняка известно и это имя, – предположила она.

– Машенька, конечно, – бледное, напряженное лицо княгини Ливен смягчилась. – Я и её учила. Но она постарше Кати. Очень красивая, способная девушка. Мне сказали, с ней случилось большое несчастье в Париже. Она наложила на себя руки после того, как Григорий, сын княгини Белозёрской, – она смущённо замолчала, – женился на другой.

– Княжна Шаховская жива, и я лечу её сейчас, – ответила Маренн. – Она случайно увидела госпожу Опалеву в Хельсинки и рассказала мне о ней.

– Вот и Катя сказала: «…княжна Шаховская, которая, как недавно выяснилось, жива», – вспомнила Ливен. – А я ещё подумала, с чего это она взяла? Я ничего не слышала, – женщина пожала плечами. – Хотя я мало общаюсь, это верно, – призналась она. – Но вы правы, наверное, они встретились.

– Да, так и есть.

Маренн не стала разубеждать княгиню Ливен, хотя её сообщение, что и Эльзе известно о том, что Мария Шаховская жива, насторожило её. «Откуда она узнала? – спросила она себя. – Видела в окно? Вряд ли. Об этом известно в Москве – тоже не похоже. Она сказала недавно, видимо, после того, как уже оказалась здесь, в Финляндии. Росслинг говорил, что поезд, на котором Эльза должна была приехать в Хельсинки, попал в снежный занос в районе Коуволы. По словам княжны Шаховской, именно там находится их старая усадьба, где она жила всё это время. Видимо, там Эльзе встретился кто-то, возможно из прислуги, кто открыл ей глаза на истинное положение вещей».

– Княжна Шаховская пользуется покровительством барона Маннергейма, – сообщила она. – Это он попросил меня лечить её.

– Маннергейм – донжуан, повеса в молодости, – княгиня Ливен слабо улыбнулась. – Его похождения были известны всей столице. Но к Маше он всегда питал привязанность. Мне казалось, Маша отвечала ему взаимностью, но старалась не давать повода для надежды. Ведь она была обручена с князем Белозёрским. Я рада, что они снова нашли друг друга.

Дверь приоткрылась. Чёрная кошка прошмыгнула в комнату, стремглав промчавшись по ковру, вспрыгнула на диван и уселась на коленях хозяйки.

– Маруся, золото моё! – княгиня Ливен радостно прижала животное к себе.

– Я же говорила, ничего с ней не случится, – Маренн улыбнулась. – Жива, здорова, сыта.

– Подойдите сюда! – за дверью она услышала требовательный голос гауптштурмфюрера. – Фрау Сэтерлэнд.

– Одну минуту, – ответила она. – Пожалуйста, прилягте, – взяв с кресла подушку, она подложила её под голову княгини. – Лекарства уже действуют, вы заснете. Ничего не бойтесь. Маруся будет с вами.