Она оцепенела; руки уперлись ему в плечи, как будто она собиралась его оттолкнуть.

Пораженный, он остановился, не понимая, что происходит. Она ведь уверяла, что не боится его. Почему же страсть перешла в сопротивление?

– В чем дело? – спросил он резче, чем собирался.

Валери свернулась клубком, закрыв голову руками, как будто спасаясь от удара его кулака.

«В чем дело?» – повысил он голос.

И Валери приготовилась к удару. К потоку ругани и ударам, пощечинам, даже пинкам.

Вместо этого она услышала тишину.

– Валери!

Она открыла глаза, вспомнив, где она и с кем. Рядом с ней не Скаргилл. Его больше нет.

Она села, прикрывшись простыней. Она должна все исправить, утешить его, угодить ему и доставить ему удовольствие. Меньшего мужчина не ожидает, особенно в первую брачную ночь.

– Ни в чем, – быстро сказала она, стараясь смотреть на него с обожанием. – Я не хотела… пожалуйста, прости меня.

В темноте трудно было разобрать, что у него на лице. Заметила она вспышку раздражения – или, может, в его глазах застыло замешательство?

Гил встал с постели, не переставая наблюдать за ней, как будто это позволило бы ему понять все, что она от него скрывала.

– Неужели все было так плохо? – спросил он наконец. – С ним… Ведь всякий раз, когда я прикасался к тебе, ты вздрагивала. А сейчас у тебя был такой вид, словно ты ожидала, что я тебя ударю. Здесь возможен единственный вывод: вы с первым мужем не жили хорошо.

– Как все.

– Почему ты так говоришь? – Гил напрягся и помрачнел. – Он делал тебе больно?

Валери зажмурилась, пряча слезы.

– Он был моим мужем. – Это означало, что он мог делать с ней все, что хочет, а она не имела права ему перечить.

Гил сел на табурет у кровати, чтобы не нависать над ней.

– Я твой муж, но я не такой, как он.

Она думала, надеялась, что это правда, но память тела была еще сильна.

Он взял ее за руки и сжал их.

– Мне хочется, чтобы ты радовалась нашей близости.

– Господь не желает, чтобы мы радовались, если мы не хотим зачинать детей, так что… близость не должна быть приятной. – Во всяком случае, для женщины; мужчины, как она заметила, всегда получали удовольствие.

Правда, мужчинам не нужно потом вынашивать детей.

– Не все женщины чувствуют то же, что ты.

Она постепенно начинала это понимать. Судя по тому, как Кэтрин смотрела на Джона, она догадывалась, что им хорошо друг с другом.

– Я постараюсь стать для тебя хорошей женой.

– Стиснув зубы? – Он опустил руки; в его голосе послышалось озлобление.

Валери испугалась. Она должна поскорее исправить причиненный ущерб. Ее первый муж иногда бывал таким… Приходил домой мрачнее тучи. Топал по комнате. Но, насытившись ее телом, он делался спокойнее. Иногда даже улыбался ей.

Интересно, вел ли он себя так же с той женщиной, чей шарф носил на груди?

Она протянула руку.

– Прости меня! – Она виновата, всегда; вот самое лучшее начало. – Я ничего не имела в виду. Ты прав, супружеский долг не всегда должен быть неприятным.

– Валери, не лги мне. Хватит!

– Я тебе не лгу. – Она судорожно вздохнула.

– Только что солгала. Своими словами.

– Почему угождать тебе плохо? Почему плохо говорить то, что ты хочешь услышать? – Ее голос был наполнен отчаянием. – Так устроен мир.

– Поэтому он и плох! – не выдержал Гил, вскочил и принялся расхаживать по комнате. – Король говорит, что он по-прежнему величайший воин в Европе. Герцог говорит, что он король Кастилии. А я говорю, что к Рождеству мы будем в Севилье! – Он с горечью улыбнулся. – Но когда я прихожу домой и ложусь в свою постель, я хочу, чтобы все было по правде.

– Но разве не бывают минуты, когда тебе хочется лишь страстной жены, которая охотно идет тебе навстречу?

Он нахмурился, словно думал над ее словами.

– Когда захочу, я так и скажу.

Какой странный у них союз! Она думала, что сможет вести себя так же, как раньше. Отдавая ему свое тело, она как будто швыряла кость собаке, чтобы той было чем заняться. А свои мысли она держала при себе. Но он хочет и того и другого. И даже больше…

– А если ты раздумаешь мне угождать, – вдруг спросил он после долгого молчания, – ты скажешь мне об этом?

«Да», – чуть было не вырвалось у нее. Но это была ложь, поэтому она ответила по-другому:

– Не знаю. От меня такого не ожидали… Ты был так же честен со всеми своими женщинами?

– У меня их было не так много, – ответил он. – И я еще ни разу не был женат.

– Понятно… что ж, жена отличается от других женщин.

Жена, как ей казалось, должна быть хранительницей лжи. И мужниной, и своей.

Гил встал и нарочно отошел подальше, так, чтобы до нее нельзя было дотянуться. Подойди он ближе – и он просто возьмет ее, то есть сделает то, что она от него и ожидает.

Ему в самом деле хотелось иметь жену, которая охотно ему угождает. Куда подевалась та воительница, которая гордо отказалась взять привезенный им шарф? С той женщиной они могли бы стать не только любовниками, но и друзьями. Теперь же перед ним в постели кроткая и униженная самозванка, которая думает, что брак – просто сделка, такая же бездушная, как союз Констанцы и Ланкастера. Ему хотелось дать и ей, и себе нечто большее.

Но Валери по-прежнему смотрела на него с обожающей и совершенно фальшивой улыбкой.

– Мой долг – быть такой, как ты прикажешь.

Долг… Она прикрывалась долгом, как щитом, и о него разбивались все его слова. Что ж, он тоже знает, что такое долг. Он знает, как это тяжело.

– Я хочу, чтобы ты отдавалась мне по собственной воле, а не только из чувства долга.

Он сел рядом с ней и положил руки на ее голые плечи. Ее кожа как будто обжигала.

Она тихо ахнула. Простыня соскользнула вниз…

Ее груди, маленькие, белые, соблазнительные, снова приковали его взгляд; они быстро поднимались и опускались, как будто ей тоже трудно было дышать. Она не опустила взгляда, а посмотрела ему в глаза, словно оценивая его.

Неужели она и сейчас просто пытается быть той, кем он хочет ее увидеть?

Однако он не мог подавить реакции собственного организма. Его орудие пришло в полную боевую готовность, восстало и окрепло, посылало жар в его кровь, вытесняло слова из головы. Его руки ласкали ее грудь, ощущая, как расцвели бутоны ее сосков.

Она в самом деле его жена. Она хочет его. Он должен вести себя с ней мягко. Тогда она поверит…