Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но пройдет всего 18 лет, и Геннадий Шпаликов тоже покончит с собою – и тоже в состоянии алкогольной депрессии, и тоже в Переделкине, только что не весною, а осенью, и не выстрелом из пистолета, а петлею.
Как же все-таки коварна, как мстительна судьба.
А с портретов спокойно глядит человек с таким хорошим, честным лицом, много сделавший для всех…
Неунывающий Шолохов
11 января 1957 года 4‐е Главное управление Министерства здравоохранения СССР направило в ЦК КПСС записку с предложением подвергнуть Михаила Шолохова принудительному лечению от алкоголизма.
Михаил Александрович, конечно, сопротивлялся – я, говорил, «парень неунывающий, и мне выпивка не вредит. Это своего рода пищевой рацион».
Однако, всесторонне изучив вопрос, 7 марта Секретариат ЦК КПСС все-таки принял решение «обязать т. Шолохова М. А. в соответствии с медицинским заключением провести специальное лечение в условиях строгого больничного режима».
И загремел, как все, член ЦК КПСС в лечебно-трудовой профилакторий (ЛТП).
Правда, в Барвихе.
Нема дурных!
18 марта 1957 года уже вошедший в славу Евгений Евтушенко был исключен из Литературного института.
Он утверждал, что за вольнодумие. Возможно, хотя в приказе об отчислении сказано, что «за систематическое непосещение занятий, неявку на зимнюю экзаменационную сессию и несдачу экзаменов в дополнительно установленный срок». Евтушенко, разумеется, обратился с просьбой о восстановлении и получил чудесный ответ от заместителя директора И. Серегина: «Вы стали одиозной фигурой в студенческом коллективе и сами себя поставили вне его, а приказ только оформил созданное Вами самим положение. Если Вы этого не понимаете, то обижайтесь на себя. <…> Чего же Вы хотите? Люди верили Вам, а Вы сами подорвали в них веру в себя и требуете, чтобы Вам снова поверили на слово? Нет уж, извините, нема дурных!»
Так что диплом об окончании Литературного института 69-летний Евтушенко получил только 5 января 2001 года, давно уже пребывая в должности профессора американского университета.
Из переписки тех лет
«Приехал я в Одессу в день всенародного праздника 40-летия Советской Украины, – пишет Дмитрий Шостакович 29 декабря 1957 года своему другу Исааку Гликману. – Сегодня утром я вышел на улицу. Ты, конечно, сам понимаешь, что усидеть дома в такой день нельзя. Несмотря на пасмурную туманную погоду, вся Одесса вышла на улицу. Всюду портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, а также тт. А. И. Беляева, Л. И. Брежнева, Н. А. Булганина, К. Е. Ворошилова, Н. Г. Игнатова, А. И. Кириленко, Ф. Р. Козлова, О. В. Куусинена, А. И. Микояна, Н. А. Мухитдинова, М. А. Суслова, Е. А. Фурцевой, Н. С. Хрущева, Н. М. Шверника, А. А. Аристова, П. А. Поспелова, Я. Э. Калнберзина, А. П. Кириченко, А. Н. Косыгина, К. Т. Мазурова, В. П. Мжаванадзе, М. Г. Первухина, Н. Т. Кальченко.
Всюду флаги, призывы, транспаранты. Кругом радостные, сияющие русские, украинские, еврейские лица. То тут, то там слышатся приветственные возгласы в честь великого знамени Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина, а также в честь тт. А. И. Беляева, Л. И. Брежнева, Н. А. Булганина, К. Е. Ворошилова, Н. Г. Игнатова, А. И. Кириченко, Ф. Р. Козлова, О. В. Куусинена, А. И. Микояна, Н. А. Мухитдинова, М. А. Суслова, Е. А. Фурцевой, Н. С. Хрущева, Н. М. Шверника, А. А. Аристова, П. А. Поспелова, Я. Э. Калнберзина, А. П. Кириленко, А. Н. Косыгина, К. Т. Мазурова, В. П. Мжаванадзе, М. Г. Первухина, Н. Т. Кальченко, Д. С. Коротченко. Всюду слышна русская, украинская речь. Порой слышится зарубежная речь представителей прогрессивного человечества, приехавших в Одессу поздравить одесситов с великим праздником. Погулял я и, не в силах сдержать свою радость, вернулся в гостиницу и решил описать, как мог, всенародный праздник в Одессе».
Знай, с кем кофе пить
13 мая 1958 года композитор Никита Богословский пригласил своего знакомого М. Божича, атташе Югославского посольства по вопросам культуры, на «Вечер девяти театров» в ЦДРИ, а после они еще часок посидели в клубном кафе.
Уже на следующий день Никита Владимирович был вызван директором ЦДРИ тов. Филипповым для беседы «и, признав допущенную ошибку, принес ему свои извинения», о чем и сказано в объяснительном письме, направленном Богословским в секретариат Союза композиторов СССР.
Тем не менее спустя еще несколько дней секретариат, «рассмотрев в целом моральный облик композитора Н. В. Богословского, его поведение в быту, скандальные „шутки“, граничащие с хулиганством, проделываемые Н. В. Богословским с юношеского возраста и до настоящего времени <…> единогласно принял решение исключить Н. В. Богословского из числа членов Союза композиторов, опубликовав это решение в журналах „Советская музыка“ и „Музыкальная жизнь“».
Богословский бросился жаловаться, в том числе Хрущеву: «Считая решение Секретариата политически неправильным, несправедливым и жестоким и находясь в подавленном состоянии, полностью исключающем творческую деятельность, я прошу Вашей защиты».
Высшая власть снисходительнее ближней, так что уже 23 августа (и полугода не прошло) Отдел культуры ЦК КПСС порекомендовал композиторам отменить свое решение – исключительно на том основании, что «на указанном заседании Секретариата не было необходимого кворума».
Это оттепель? Да, именно это и есть оттепель.
Это – Пастернак!
В первой половине сентября 1956 года Пастернак получил из редакции «Нового мира» выдержанный в предельно резких тонах отказ в публикации своего романа, подписанный в том числе и Фединым.
А 20 сентября Борис Леонидович письмом пригласил своего старинного друга и соседа, как обычно, отобедать на даче. Причем, чтобы не ставить Константина Александровича в неловкое положение, специально предупредил: «Дома ничего не знают о судьбах романа, о редакционном послании и т. д. и т. д., я ото всего самого живого и важного своего их оберегаю, чтобы не беспокоить…»
Если это не христианская добродетель, то что же?
Не его война
Нобелевский скандал вокруг «Доктора Живаго» – безусловно, главное событие 1958 литературного года. Десятки людей навсегда испортили себе репутацию, тысячи оказались втянуты в него помимо своей воли.
Но в фундаментальном «Дневнике» Твардовского Пастернак даже не упоминается.
На заседании литначальства, где Пастернака исключали из Союза писателей, Александр Трифонович отсутствовал – «по болезни», как сказано в официальной справке[270].
На общемосковском собрании писателей, где Пастернака потребовали лишить советского гражданства, не был.
Подписал, правда, сопроводиловку к публикации разгромного заключения прежней, еще симоновской редколлегии «Нового мира», да и то, как вспоминает