пропали хотя бы у одной половинки, — семья, не имея под собой никакой другой основы, тут же распадается. В развитых странах брак стремительно упрощается, все реже регистрируется официально, а сохранение его роли в той или иной степени обусловлено лишь закоренелостью в общественном сознании, реакцией, которая неизбежно и, на мой взгляд, очень скоро сойдет на нет… В России же из-за существенного разрыва в доходах между мужчинами и женщинами, а главное — низкого уровня жизни вообще брак продолжает являться жизненной потребностью. В подавляющем большинстве случаев это, конечно, касается жен. Очень распространена ситуация, когда женщина, которой брак необходим для более-менее нормального существования, сохраняя семью, вынуждена идти на откровенные унижения. И за примером далеко ходить не надо. Полина сейчас лежит в соседней комнате и мучается, потому что Глеб, отправившись с ней на выходные отдохнуть за городом, бросил ее и уехал к любовнице. Она страдает, но в то же время готова простить ему это и готова будет прощать дальше. Тогда как для тебя, — открытой ладонью обратился Юрий к сестре, — в принципе недопустимо, чтобы мужчина бросил тебя одну в субботу вечером за городом. Ты бы его даже к умирающей матери не отпустила, — сказал он, просияв в улыбке и не без удовольствия заметив про себя, что и Кристина, и Ольга тоже улыбнулись его шутке, — а уж если бы поняла, что он едет к любовнице, то просто порвала бы бедолагу в клочья прямо в этом домике.

После этих слов Кристина, раскрыв рот и чуть запрокинув назад голову, громко и задорно расхохоталась: ироничные замечания брата намекали на ее власть над мужчинами и очень льстили ее самолюбию. Тут же следом рассмеялась и Ольга, зараженная веселым и открытым хохотом золовки.

— Ты ни за что не простила бы этого, — продолжил Юрий, чуть только утих смех женщин, — а Полина готова не только простить — она готова терпеть. Потому что вынуждена. И причины вы озвучили сами: некуда податься, не на что жить… С ростом уровня жизни, равенства полов и социальной защищенности людей необходимость в семье, в муже как защитнике и кормильце становится значительно меньше, пока не исчезает вовсе, и тогда пропадает жертва, на которую готова пойти женщина для сохранения брака. Это естественно.

Юрий вдруг остановился. С минуту он сидел молча, с сосредоточенным выражением лица размышляя о чем-то, а затем, подняв голову, обвел взглядом сестру и жену.

— Хотя, конечно, правда и то, что самоотверженность русских женщин настолько сильно укоренилась в нашем закостенелом национальном сознании, что долго еще будет сидеть в вас даже при росте уровня жизни… Русская женщина неповторима. Неповторима потому, что, принадлежа по складу своей личности к европейской культуре, позволяет мужчине быть с ней дикарем… И не замечать этого.

Глава XVIII

«Беременна», — одно слово установилось в сознании Завязина. Он смотрел на заснеженную трассу перед собой, которая стремительно мчалась ему навстречу, освещенная слабым светом затененных грязью фар, но не видел, не понимал совершенно ничего, да и сам себя уже не находил. «Беременна… Как? Как это могло получиться? Когда? В тот раз? Да, наверняка тогда… Беременна… И что теперь? — мысль о разводе вплотную подкралась к Завязину, но он так и не позволил ей проявиться, и лишь образ жены болезненно врезался в сознание. Лицо его перекосилось, дыхание сперло, ладони судорожно вцепились в руль. — Поли-ина. Ч-ч-черт! Как же так?!. Беременна… Почему? Зачем?..»

Завязин терзался и мучился вдруг вспыхнувшим бессознательным предчувствием, что очень скоро ему придется бросить супругу. Развод с женой сделался для него неизбежной действительностью. Конечно, всегда оставались варианты, такие как прекратить всяческие отношения с любовницей или помочь ей с абортом, но для него они были попросту невозможны. Бросить Любу Завязин не мог — он всем сердцем любил ее. К Полине у него тоже были чувства: чувства сильнейшей привязанности, близости, духовного родства, но они не шли ни в какое сравнение со страстью, которую он испытывал к своей внебрачной партнерше. Отношения с любовницей были овеяны романтикой периода ухаживания, носили насыщенно-эмоциональный характер, а то обстоятельство, что свидания случались относительно нечасто, делало их особенно яркими. Люба стала для Завязина единственной женщиной в жизни, только с ней он хотел быть, и лишь сочувствие Полине сдерживало его от решительных действий. Будучи достаточно чутким человеком, он понимал, что, бросив супругу, разрушит всю ее жизнь, которую та вряд ли уже когда-нибудь сможет наладить, и не мог взять на себя моральную ответственность за расставание. На уровне подсознания представляя, какими катастрофическими последствиями обернется развод для Полины, Завязин всеми силами старался совместить семейную жизнь со связью на стороне, вынужденный разрываться между чувством вины перед женой и страстным желанием быть с любовницей. Такое положение невероятно тяготило его. Внутреннее напряжение Завязина нарастало с каждой неделей, но он не видел приемлемого выхода из этой невыносимой ситуации. Не видел до сегодняшнего дня. Внезапное известие Любы вдруг подарило ему решение. Аборт был совершенно невозможен для Завязина, потому что в глубине души, в самых потаенных ее уголках он понимал — беременность любовницы представляет собой великолепный предлог для оправдания расставания с Полиной. Ребенок на стороне фактически не оставлял ему выбора — не мог же он, в самом деле, бросить собственное чадо? Беременность Любы делала его жертвой обстоятельств и снимала ответственность за развод, на который он, при прочих равных, никак не мог решиться, давая возможность наконец соединиться с любимым человеком и прекратить тяготившее его существование, полное каждодневной лжи, предательства и чувства вины. Но, приняв для себя на подсознательном уровне мысль о неизбежности развода с Полиной, Завязин оказался придавлен невыносимым грузом. Со всей очевидностью на него навалилось предчувствие того, какую боль он причинит жене: боль несправедливую, боль жесткую, боль человеку, беззаветно подарившему ему десятки лучших лет своей жизни. Тревога и смятение, рождаемые чувством вины перед Полиной от глубинного внутреннего понимания скорой и неизбежной необходимости бросить ее, полностью овладели его существом, захватив как душу, так и разум.

Всецело погруженный в мучительные мысли и переживания, Завязин перестал контролировать свою езду, управляя машиной абсолютно рефлекторно. Между тем по мере приближения к выезду на трассу дорога начала петлять, но он вовсе не замечал этого, продолжая ехать с прежней своей скоростью, пока на одном из поворотов автомобиль резко не повело. Ощущение смертельной опасности молнией пронзило Завязина и взбудоражило разум: занимавшие его мысли тут же бесследно пропали, чувства обострились невероятно, и все его существо сосредоточилось на происходящем. В какую-то долю